Вадим Панов - Отражение

Это была Элизабет в Истинном Облике.

И она сражалась с Шабом, меч которого рассекал абсолют Древней Тьмы, подобно золотой молнии. Они сражались с такой яростью, что не замечали ничего вокруг и даже появление Кирилла. Сражались там, где Проклятая Звезда делала их всесильными и уязвимыми. Сражались насмерть.

Шаб нападал, и хопеш то и дело угрожал чудовищу, заставляя отступать и уклоняться. Золотая молния несколько раз коснулась чешуи, оставив на теле Элизабет уродливые ожоги, дважды просвистела рядом с ее горлом, а в тот миг, когда в Комнате появился Кирилл, неудачная попытка Элизабет увернуться закончилась тем, что клинок снес ее правый рог.

Вызвав дикий рев, в котором слышались бешенство и обида.

Элизабет опасалась мужа, обрадовалась, увидев его раненым, уверилась в легкую победу, но, столкнувшись с яростным мастерством, смутилась и разъярилась. Она должна была побеждать, но зло туманило разум Древней, а Шаб добавлял ей растерянности непрерывными атаками. Хопеш оказывается то здесь, то там. Кажется, у Шаба работают обе руки и он перебрасывает меч из одной в другую, финтя вокруг жены в поисках подходящего момента для удара.

Выпад когтистой лапой – Шаб уклоняется.

В воздухе мелькает хвост – Шаб смеется.

Еще один выпад, и Элизабет попала в фехтовальную ловушку. Шаб ловко увернулся от удара, но не отступил, взмахнул мечом и отсек жене левую лапу.

Комнату огласил жуткий вой.

На этот раз – болезненный.

Вой превратился в визг, перепуганная Элизабет отступает, Шаб рвется следом, намереваясь закончить начатое. Но Шаб осторожен, уходит от удара хвостом, от беспорядочных выпадов правой лапы, уворачивается, ловко оказываясь сбоку от жены, и вновь режет ее мечом. На этот раз глубже, болезненнее.

Невыносимые удары опрокидывают Элизабет на алтарь. Ее смрадное дыхание наполняет комнату, а лютая кровь поливает раскаленный камень. Видно, что она почти сдалась. Но не просит пощады, ибо знает – пощады не будет. В этике Древних милость не предусмотрена. Довольный Шаб взмахивает мечом, и Кирилл стреляет. Четко под вскинутую руку. Пуля разрывает плоть Говарда, пробивает сердце и отбрасывает Шаба от алтаря, к которому медленно приближается Кирилл.

– Амон, – улыбается Элизабет. Хочет улыбнуться, потому что в Истинном Облике она способна лишь щериться. – Мой первый человек…

– Тебе следовало полюбить меня, – хмуро произнес Кирилл, совершенно не помня, почему должен произнести именно эти слова.

– Даже Древние ошибаются, – отвечает Элизабет.

Ее кровь продолжает заливать алтарь.

– Да, – подтверждает Кирилл, поднимая револьвер. – Даже Древние ошибаются.

А в следующий миг Тьма обращается в воронку.

Все вокруг приходит в движение. Неистовая буря возникает вдруг и подхватывает мертвого Шаба, раненую Элизабет и стреляющего Кирилла. Светловолосую девушку в очках. Парня, в полете врезавшегося Кириллу в спину. Всех. Буря подхватывает и вертит их волчком. Кирилл почти ничего не видит, стреляет, чувствует смрадное дыхание Элизабет, стреляет вновь, слышит полный боли крик и смеется. И разводит в стороны руки, отдавая себя на волю Бури Тьмы.

Не на милость, потому что в этике Древних она не предусмотрена, а на волю.

И Буря уносит его прочь…

– Маша!

Дом задрожал в тот самый миг, когда Виталик спустился в подвал. Задрожал так, словно Подмосковье ходуном заходило в мощнейшем землетрясении. Задрожал так, словно готовился рассыпаться, обрушившись камнем и деревом на того, кто осмелился нарушить его покой. Задрожал буквально, передавая невозможный трепет перепуганному парню.

Но не заставив его убежать.

– Машка! Ты здесь?! – Виталик, разумеется, чувствовал тряску, идущие из глубины земли удары, слышал скрипящие балки и стон перекрытий, боялся до ужаса, но не уходил. Не мог. – Машка!

А в подвале, как назло, жуткая во всех смыслах темень, лампочки не включаются, где искать подругу, непонятно, и остается лишь пробираться на ощупь и кричать:

– Машка!

Виталик пробирался, кричал и пробирался дальше, поскольку знал, что без него подруге не вырваться, не уйти из жуткого подвала проклятого старого дома. И даже страшный вой, раздавшийся совсем рядом, ничего не изменил. Наверное, потому что за секунду до него Виталик почувствовал дыхание смрадного ветра, задохнулся гнилью, закашлялся, с трудом удержав внутри легкий завтрак, пошатнулся, оперся рукой на камень… На камень?! В следующий миг нащупал на камне толстую книгу в кожаном переплете, а затем вдруг увидел себя в огромной, вырубленной в скале комнате. Увидел лежащего мужчину, чья белая рубашка почернела от крови. Увидел изумленную, испуганную Машу и еще одного мужчину – с пистолетом в руке, в дурацкой одежде и с холодным, словно металлическим, взглядом.