Марина Палей - Хор

14.

стозевное, многоочитое чудо,

чудище дивное, чудище лютое,

хор встает, как восход,

хор стоит, как пожар,

хор стоит как пожар до самого неба –

грозный, громокипящий, предвечный;

хор,

пылающий монолитный метеорит,

одинокий титан,

изгой неведомых чужедальних галактик;

ты, частица его,

ты не видна в этом слепящем сиянии,

ты не слышна в этом штормовом, бушующем огневище,

твои черты мелькнули, исчезли,

да ты ли это была?

твое лицо – что это было?

безучастный лик идола,

увенчанный увесистым, словно булыжник,

суррогатом венца,

грубым, громоздким,

схожим -

излишеством,

грузным величием -

с грубым азиатским роскошеством,

с украшением

сфинкса, скифа, мертвеца-фараона;

твое лицо

кажется мне совсем незнакомым,

земноводным,

ноздри и чешуя,

твое лицо в этом страшном тяжеловесном уборе

уже не отличимо от чужих;

меня, наверно, забросили

на кольцо Сатурна,

я один,

кругом ночь и холод,

я теряю сознание,

и навигатор утерян,

да и к чему он?

бессчетное множество раз в эти годы

я оказывался в глубоком нокауте от своей догадки,

что и после до-ре-ми,

после распевки,

что и после фа-соль-ля-си,

после репетиции,

после выступления,

после аплодисментов,

после занавеса и погашения света,

и затем, после вашего дикого сабантуя,

я не смогу вычленить тебя

из монолитной стены,

где, поверх каменных лиц,

вьются, извиваются, пляшут

языки,

языки-язычища пламени;

бессчетное множество раз

я признавался себе,

что ты уже не вернешься ко мне,

не вернешься вовек,

но даже не это было самым страшным,

знаешь, мне казалось,

вот что самое жуткое,

не совместимое с дыханием,

не совместимое с биением сердца:

мне казалось,

я не встречал тебя никогда,

ты не была даже рядом со мной никогда,

и даже сон о тебе был чужим;

и ты останешься там,

с ними,

за ними,

в них,

по полному праву,

ты просто останешься там, где существовала всегда,

безликой частицей пламени,

на веки вечные,

до скончанья времен,

понимаешь меня?-

конечно же, нет

хор стоит как пожар до самого неба

* * *

Het hart zal ook in het lachen smart hebben;

en het laatste van die blijdschap is droefheid.

И при смехе иногда болит сердце, и концом радости бывает печаль.

(Притчи Соломона, гл. 14, ст. 13 )

* * *

Часть четвертая

1959

ER IS EEN TIJD

OM TE ZOEKEN EN TE SPREKEN[30]

1.

Коренной наследник древних батавов (с небольшой частью фризской крови), то есть в некотором роде (коль подходить формально) типичный нидерландец, Андерс вознамерился приложить все разумные силы для выхода из ловушки.

Но что значит – "типичный нидерландец"? Такая формулировка неизбежно ввергает ее пользователя в пучину пошлости. А оттуда не видно вообще ничего.

Тем не менее, отрицать, что такой стереотип существует – пошлость тем более густопсовая, что сдобрена ханжеством. Поэтому скажем так: да, такой стереотип (наравне с прочими) существует, отражая взгляд на нидерландцев других европейских народов (главным образом, соседей), и диктует он, в основном, следующее: типичный нидерландец – это человек, в первую очередь, непреложного ("клинического", "паранойяльного") здравомыслия, а также рационализма – притом рационализма такой плотности, который готов к своему овеществлению в курьезный туристический сувенир; это человек дисциплинированных повседневных чувств, умеренный абсолютно во всем, и, главным образом, позитивист.

Иначе говоря, он доверяет своей голове и своим рукам. Исходя из этого, поверит он ни в коем случае не цветистым сентенциям книг (даже священных), не изречениям мудрецов (будь то, помимо авторитетов его конфессии, хоть знатоки суфизма, хоть эксперты ламаизма), а голове и рукам наиболее знакомых ему людей.

Притом Андерс, к чести его надо сказать, не подпадал под изречение автора знаменитого "The Devil’s Dictionary", Амброза Бирса, а именно: "Советоваться – это значит искать одобрения уже принятой линии поведения".