Хулио Кортасар - Добрые услуги

Снова зазвенел звонок, и обе девушки мигом выскочили. Раздавались взрывы хохота, время от времени — пианино. Я не понимала, почему меня заставляют ждать, — всего-то дела: расплатиться и расстаться по-хорошему. Я уселась и положила локти на стол. Глаза у меня смыкались, поэтому я не сразу поняла, что кто-то вошел в кухню. Я услышала звон бокалов и тихий-тихий свист. Подумав, что это Жинетта, я обернулась, чтобы спросить, долго, ли еще ждать.

— Ах, простите, сударь, — сказала я, поднимаясь. — Я и не знала, что вы здесь.

— Меня нет, меня нет, — заговорил этот господин, очень молодой. — Лулу, ну-ка иди взгляни!

Его чуть покачивало, и он оперся о какую-то полку. Он уже наполнил бокал чем-то прозрачным и теперь подозрительно разглядывал напиток на свет. Лулу не показывалась, и молодой господин подошел ко мне и усадил снова. Он был светловолосый, очень бледный, одетый во все белое. Когда я заметила, что он среди зимы одет во все белое, то опять подумала: а не снится ли мне все это? Я это говорю не для красного словца: стоит мне увидеть что-то странное, как я задаю себе именно этот вопрос: а не снится ли мне все это? Все может быть: я иногда вижу такие странные сны. Но господин стоял тут и улыбался устало, почти со скукой. Жаль было смотреть, какой он бледный.

— Вы, должно быть, та, что присматривала за собаками, — сказал он и отхлебнул из бокала.

— Я — мадам Франсинэ, к вашим услугам, — откликнулась я. Он был такой милый, и я ничуть не робела. Скорее хотелось быть ему полезной, оказать внимание. Теперь он опять глядел на приоткрытую дверь.

— Лулу! Придешь ты наконец? Тут есть водка. Почему вы плакали, мадам Франсинэ?

— Ах, нет, сударь, я не плакала. Наверное, зевнула как раз перед тем, как вы вошли. Я немного устала, а свет в той комнате... в другой комнате был довольно тусклый. А когда зеваешь, то...

— ...слезятся глаза, — закончил он. У него были великолепные зубы, а таких белых рук я у мужчины и не видала. Вдруг он поднялся и пошел навстречу какому-то юноше, который, покачиваясь, входил на кухню.

— Эта женщина, — провозгласил он, — избавила нас от мерзких тварей. Лулу, поздоровайся с ней.

Я снова поднялась в знак приветствия. Но господин по имени Лулу даже не глядел на меня. Он нашел в холодильнике бутылку шампанского и пытался ее открыть. Молодой человек в белом подошел помочь ему, и оба, хохоча во все горло, принялись возиться с бутылкой. А от смеха теряешь силы, и им никак не удавалось снять пробку. Тогда они решили сделать это вместе, и стали тянуть каждый в свою сторону, пока наконец не прижались друг к дружке, очень довольные, но бутылку так и не открыли. Мсье Лулу все твердил: «Бебе, Бебе, пожалуйста, пойдем», — а мсье Бебе хохотал все громче и в шутку его отпихивал и, наконец, сорвал пробку, и пенная струя ударила в лицо мсье Лулу — тот грязно выругался и стал бродить по кухне, протирая глаза.

— Бедный милый ребенок, он слишком пьян, — сказал мсье Бебе, выпихивая его. — Пусть составит компанию бедняжке Нине: человеку взгрустнулось. — Он снова расхохотался, но уже не так весело.

Когда он вернулся, то показался мне еще более милым. У него все время дергалась одна бровь: должно быть, нервный тик. Это повторилось два или три раза, пока он глядел на меня.

— Бедная мадам Франсинэ, — сказал он, ласково погладив меня по голове. — Ее оставили одну и уж наверняка не налили ничего выпить.

— Сейчас, должно быть, придут и отпустят меня домой, сударь, — ответила я. Меня ничуть не задела эта его вольность — то, что он погладил меня по голове.

— Отпустят, отпустят... Да разве кому-то нужно разрешение, чтобы идти куда-то или оставаться на месте? — произнес мсье Бебе, усаживаясь рядом со мной.

Он снова поднял свой бокал, потом поставил на стол, взял чистый и наполнил его жидкостью чайного цвета.

— Мадам Франсинэ, давайте выпьем вместе, — сказал он, протягивая мне бокал. — Вы, конечно же, любите виски.

— Боже мой, сударь, — всполошилась я. — Кроме красного да капельки перно по субботам за столом у Гюстава, я ничего и в рот не беру.

— Неужто и впрямь вы никогда не пробовали виски? — изумился Бебе. — Ну, один глоточек. Увидите, как это вкусно. Ну же, мадам Франсинэ, соберитесь с духом. Самое трудное — первый глоток. — И он стал читать стихи, которых я не помню: речь шла о моряках, которые попали в какие-то неведомые, странные края. Я выпила глоточек виски: напиток был такой душистый, что я отхлебнула еще, а потом и еще. Мсье Бебе смаковал свою водку и глядел на меня как зачарованный.