Хулио Кортасар - Добрые услуги

Я тут же поняла, что это не любезность, а предупреждение, но с лица мадам Розэ, измазанного кремом, пахнущим цветами, не сходила улыбка.

— Люсьенна, моя девочка, тоже, конечно, зайдет. Она жить не может без Фидо. Даже спит с ним, представляете... — Но это она уже сказала какому-то воображаемому собеседнику, потому что мгновенно развернулась, вышла, и больше я ее не видала. Алиса, прислонившись к столу, тупо уставилась на меня. Нет, я вообще-то не имею привычки плохо думать о людях, но она уставилась на меня именно тупо.

— Когда праздник-то начинается? — спросила я, вдруг ощутив, что невольно говорю, как мадам Розэ, обращаясь не к человеку, а куда-то вбок, словно задаю вопрос вешалке или дверному косяку.

— Начинается вот-вот, — ответила Алиса, и мсье Родолос, который как раз вошел, стряхивая пылинки с черного костюма, важно кивнул головой.

— Да, как раз время, — подтвердил он, сделав Алисе знак заняться дорогими красивыми серебряными подносами. — Мсье Фрежюс и мсье Бебе уже пришли и просят коктейли.

— Эти всегда приходят пораньше, — вставила Алиса. — Уж конечно, чтобы выпить... Я все объяснила мадам Франсинэ, и мадам Розэ тоже сказала ей, что нужно делать.

— Вот и чудесно. Тогда проводите мадам Франсинэ в комнату. А я приведу собак: хозяин и мсье Бебе играют с ними в гостиной.

— Фидо был в спальне барышни Люсьенны, — напомнила Алиса.

— Да, она сама принесет его мадам Франсинэ. А теперь, не угодно ли пройти...

Так-то вот я и очутилась на старом венском стуле, ровно посередине большущей комнаты, где по полу были разбросаны подстилки, а еще стоял домик с соломенной крышей, точь-в-точь негритянская хижина: построили его по прихоти барышни Люсьенны для ее Фидо, как господин Родолос объяснил мне. Шесть подстилок валялись где попало, и всюду стояли миски с едой и питьем. Единственная электрическая лампочка висела как раз над моей головой и светила очень тускло. На это я пожаловалась господину Родолосу: сказала, что неровен час усну, когда останусь тут одна с собаками.

— Ах нет, не уснете, мадам Франсинэ, — ответил он. — Собаки добрые, но избалованные, они не дадут вам покоя. Подождите минутку.

Когда он закрыл дверь и я осталась сидеть одна посередине этой комнаты, такой странной, пропахшей псиной (чистой псиной, что правда, то правда), со всеми этими подстилками на полу, я сама почувствовала себя как-то странно, будто я сплю и вижу сон — особенно этот желтый свет над головой, и тишина. Конечно, время пролетит быстро, и не так уж тут противно, и все же я ощущала каждую минуту: что-то неладно. Не то плохо, что меня позвали ради этого, заранее не предупредив, — может, странно то, что вообще надобно делать такую работу, — я, во всяком случае, и в самом деле думала, что в этом нет ничего хорошего. Пол был натерт до блеска: сразу видно, что собаки делают свои дела в другом месте — вони никакой, только запах псины, а он не такой уж гадкий, если притерпеться. Хуже всего было сидеть тут одной и ждать, и я почти что обрадовалась, когда вошли барышня Люсьенна с Фидо на руках: то был ужасный мопс (я мопсов терпеть не могу), а потом подоспел и господин Родолос, криками сзывая остальных пятерых собак, — и вот они все собрались в этой комнате. Барышня Люсьенна была такая хорошенькая, вся в белом, с волосами цвета платины до плеч. Она долго целовала и гладила Фидо, не обращая внимания на других собак, которые лакали воду и носились вокруг, а потом поднесла мне собачонку и впервые взглянула на меня.

— Это вы будете присматривать за собаками? — спросила она. Голосок у нее оказался немножко визгливый, но была она красавица, кто станет спорить.

— Я — мадам Франсинэ, к вашим услугам, — сказала я, поклонившись.

— Фидо такой нежный. Возьмите его. Да-да, на руки. Он вас не испачкает, я сама купаю его каждое утро. Повторяю, он очень нежный. Не разрешайте ему общаться с теми . Время от времени давайте воды.

Собачонка сидела спокойно у меня на коленях, и все же мне было немного противно. Огромный дог, весь в черных пятнах, подошел и обнюхал ее, как это принято у собак, и барышня Люсьенна завизжала и дала ему пинка. Мсье Родолос не отходил от двери — видно, привык ко всему.

— Вот видите, видите, — верещала барышня Люсьенна. — Я не желаю, чтобы такое повторилось, и вы не должны этого допускать. Мама ведь все объяснила вам, так или нет? Вы не должны выходить отсюда, пока не закончится вечеринка. А если Фидо станет плохо и он заплачет, постучите в дверь, чтобы вот этот предупредил меня.