Хулио Кортасар - Лодка, или Еще одно путешествие в Венецию

— Очень жаль, — сказала она. — Я бы хотела поблагодарить вашу сестру. Спасибо за все.

Она протянула руку, и он слабо пожал ее, тут же выпустив. Валентине передалось смутное волнение, которое охватило его, прежде чем он сделал это простое, даже робкое движение. Она пошла к дверям, за ней шел Дино. Вошла в другую комнату, едва различая в полумраке очертания предметов. Разве направо не было двери, ведущей в коридор? Она слышала, как у нее за спиной Дино закрыл на ключ дверь в столовую. Теперь в комнате стало еще темнее. Она невольно обернулась, надеясь, что он покажет ей, куда идти.

На секунду ее обдало запахом пота, и руки Дино грубо сжали ее в объятиях. Она закрыла глаза, слабо сопротивляясь. Если бы она могла, то убила бы его сейчас, осыпая ударами, она вонзила бы ногти ему в лицо, разорвала бы эти губы, которые целовали ее шею, тогда как руки шарили по ее телу, сжавшемуся в комок. Она попыталась вырваться и резко упала навзничь, на постель, погруженную в темноту. Дино упал на нее, обхватив ее ноги своими и целуя взасос влажными от вина губами. «Если бы он хотя бы помылся», — подумала она, перестав сопротивляться. Дино еще секунду крепко держал ее, будто удивляясь такой беспомощности. Потом, что-то бормоча и целуя ее, он приподнялся над ней и грубыми пальцами стал расстегивать ей блузку.

Прекрасно, Валентина. Как гласит английская мудрость, когда вам грозит смерть от удушения, единственное, что вы можете сделать умного в подобных обстоятельствах, — это расслабиться и получить удовольствие.

В четыре часа, когда солнце было еще высоко, гондола причалила к площади Святого Марка напротив собора. Как и в первый раз, Дино протянул руку, чтобы Валентина могла опереться, и чуть задержал ее, будто ждал чего-то, глядя ей в глаза.

— До свидания, — сказала по-итальянски Валентина и пошла прочь.

— Вечером я буду там, — сказал Дино, показывая на пристань. — В десять.

Валентина пошла прямо в гостиницу и попросила сделать ей горячую ванну. Сейчас это было самое важное — смыть запах Дино, его грязный пот, слюни, которые она чувствовала у себя на теле, словно пятна грязи. Застонав от наслаждения, она скользнула в ванну, над которой клубился пар, и еще долго была не в состоянии даже протянуть руку, чтобы взять зеленый кусок мыла. Потом старательно начала мыться, и ее движения соответствовали ее мыслям, мало-помалу обретавшим нормальный ритм.

Воспоминание не было тягостным. Сам факт случившегося стер то глухое, неясное, что мучило ее до того, как все произошло. Ее обманули, заманили в дурацкую ловушку, но она была достаточно умна, чтобы понимать — сети сплела она сама. Из всех путаных воспоминаний этого дня самым неприятным была Роза, участница сговора, чья роль была не совсем ясна, и теперь, окидывая взглядом происшедшее, с трудом верилось, что она приходится Дино сестрой. Скорее это его раба, вынужденная быть любезной, чтобы удержать его хоть ненадолго.

Она вытянулась в ванне, истомленная. Дино вел себя так, как только и мог себя вести, яростно требуя своего, не мучась никакими размышлениями. Он овладел ею как животное, раз и другой, и, если бы при этом он проявил хоть какой-то минимум благородства, все могло бы быть не так уж непристойно. И Валентина не сожалела ни о чем: ни затхлый запах развороченной постели, ни прерывистое, как у собаки, дыхание Дино, ни его неловкие попытки загладить свою грубость, когда все кончилось (он испугался, представив себе возможные последствия, которые может повлечь за собой изнасилование иностранки), — ничто не вызывало в ней неприятных ощущений. Пожалуй, она сожалела только об одном — приключению недоставало изящества. А может, не сожалела и об этом, грубость была как долька чеснока в еде простолюдина, необходимое условие, что-то вроде изюминки.

Она развеселилась, несколько истерически,

Да нет же, никакой истерии. Я отлично помню, какое лицо было у Валентины, когда однажды вечером я рассказала ей историю одной своей одноклассницы по имени Нэнси, которая попала в Марокко в аналогичную ситуацию, только еще хуже; она обманула своего насильника-мусульманина, сказав, что у нее в разгаре месячные, и тогда он, надавав ей оплеух и выругав, вынудил уступить ему иным способом. (Реакция была не такой, как я ожидала, однако, прежде чем она перевела разговор на другую тему под предлогом усталости и желания уснуть, глаза ее на мгновение сверкнули, как у волчицы.) Тут мог быть и Адриано, который бы повел себя как Дино, только без чеснока и пота, ловкий и красивый. Могла быть и я, которая, вместо того чтобы дать ей заснуть…