Зуфар Гареев - Путь плоти

– Мы должны ей сказать об этом. Мы нашли друг друга, а при чем здесь она?

– Я не могу ей сказать об этом.

– Почему? Она же тебе говорит прямым текстом – можешь развестись. Она не жена тебе. Сколько ты будешь терпеть этот разврат? Этих инвалидов, калек? Я не знала, что она такая… как это называется?

– Апотемнофилия.

– Она мне никогда ничего не рассказывала. В общем, ты должен ей сказать: это наша судьба! Ты слышишь? Завтра же! Или я сама расставлю все точки!

…За окном дождливо и сумеречно. На душе у Ларисы скверно. Она расхаживает с сигаретой.

– Он мой! – говорит Ольга. – Мой, а не твой! Ты это понимаешь?

– Вполне.

– Оставь нас. Ты же все равно шлюшка, если сказать прямо. Он с тобой все равно не будет жить!

– Он так сказал?

– Я прошу не обижаться на меня и все простить. Понимаешь, я порядочная нормальная женщина. Я хочу ребенка и мужа. А ты красивая, ты еще найдешь себе кого-нибудь… Тем более ты много раз предлагала ему сама развестись. Ты говорила ему, что ты ничья?

– Да.

– Ты должна понять: у меня больше никогда не будет никого. Это мой единственный шанс.

– И он тебя любит?

– Любит. А куда ему деваться? Ты много чего сделала для меня хорошего, сделай еще… Последнее. Сделай меня счастливой.

– Мне вывозить вещи? – спрашивает Лариса. – Может быть, просто заколотить мою комнату?

– Нет, ты должна вывезти!

Она на взводе.

– Ты понимаешь, что это все очень серьезно и насмешки здесь ни к чему! Вывези вещи, иначе они будут напоминать нам про тебя. Нам будет казаться, что ты вернешься сюда!

– Да ты просто спятила от перетраха, подруга!

Ольга плачет:

– Лариса, уйди. Не мешай моему счастью, прошу тебя. Ну, исчезни! Я устала ждать! Больше шансов у меня не будет!

В своей фотостудии Лариса утром следующего дня рвет одну Ольгину работу… другую… потом жалеет. Просто снимает весь этот гламурный хлам и запихивает за шкаф.

Вадим все эти дни ночует в московской квартире – спит один на диване, не раздеваясь. И все-то ему снится какой-то многоэтажный дом…

В темном проеме открытого окна мелькает силуэт Ларисы с ребенком на руках. Ребенку года два или около того. В последнюю долю секунды Вадим успевает увидеть какой-то недобрый оскал Ларисиной улыбки… полет длинных волос, словно это ведьма… и все.

В пустом проеме окна только штора летает на ветру.

…Теперь надо подойти.

Он выглядывает и видит сверху на асфальте два белых пятна. Одно – побольше, другое поменьше – это ребенок. Копошатся какие-то жалкие инвалиды и нищие над трупами матери и ребенка, к ним подтягиваются новые, вся улица запружена инвалидами и бомжами. Чего-то они делят между собой, вступая в мелкие стычки…

Ну да, сорванные с шеи трупов золотые цепочки с крестиками. Ведь на трупах нет других драгоценностей, только это…

Какое мерзкое страшное зрелище!

Вадим гонит по Москве сквозь тающую ночь…

Вот тихий Афанасьевский переулок, здесь фотостудия Ларисы на первом этаже. Окна приветливо горят. По переулку ковыляет на костылях какой-то одноногий парень или мужик, издалека не разберешь. Вадим дает вперед, догоняет.

– Слышь, ты, хмырь… Ну-ка, поди сюда…

Инвалид довольно крепко поддат:

– Чего, командир?

Вадим, сплюнув, дает назад.

Он своим ключом отрывает дверь.

Лариса, после душа, лежит на диванчике щекой вниз, по лицу блуждает загадочная улыбка.

«Утробная…» – так обычно называет эту улыбку Вадим.

На столике – бижутерия. Вадим сгребает в кучу дорогие побрякушки и сжимает их в кулаке. Нажал на педаль мусорного ведра, сверху – два использованных презерватива.

– Как ты провела время, дорогая?

Лариса подходит и обнимает его.

Вадим замер. Страшная это сила – красота женщины. Теплые волосы жены рядом… Они не вызывают отвращения. Вот она вся – такая родная, близкая… в сущности, доступная, а главное – правдивая, как на ладони…

Ну как он может не пустить в свое сердце жалость к этому больному существу, загнанному в угол? Кому еще она может рассказать об этом? Никому.

Вадим разжимает кулак, бижутерия рассыпается по полу, одно колечко покатилось-покатилось, и куда-то закатилось…

Лариса наливает немного в стакан, пьет:

– Все было грубо, грязно и порнографично. Дальше некуда. Тебе это интересно? Влагалище – это сложный зверек. Часто пьяный.

– Вместе нам трудно, но отдельно – еще труднее… Я больше не хочу с Ольгой жить.