Макс Фрай - НебeSное, zлодея

Мир заполняется знаками, как только мы начинаем их искать. Не потому что мы придумываем и притягиваем за уши, а потому что в этой материальной реальности человеческое внимание – сила, движущая миром. Ну, это, конечно, если использовать его по максимуму. Но и по минимуму внимание – крючок, магнит, приманка. Зацепись им за мимолетное явление, и оно станет закономерностью. Оно всегда работает так.

Мистерия – это действие в материальном мире, берущее начало в мифе и опирающееся на миф. В ходе мистерии материя всегда трансформируется волей (духом) – это главное, что нужно о мистерии знать. Грубо говоря, чем больше вокруг творится мистерий, тем больше мифа проникает в нашу повседневную жизнь, вне зависимости от того, знаем мы о произошедших мистериях или нет.

Миф всегда возвышает, если свести этот сложный процесс к совсем простой и понятной формуле.

Скажем, если человек пошел в лес, шлялся там неведомо сколько, пришел с сокровищами, никому ничего не рассказал, и его односельчане начинают придумывать, будто он убил дракона, подружился с ангелом, сходил в мир мертвых, принес оттуда хитрый амулет – это миф, поднимающий человека (и конкретного, и общий потенциал) до максимально возможных при текущем культурном уровне высот.

А когда человек сходил в лес, убил дракона, подружился с ангелом, посетил царство мертвых, принес оттуда амулет, никому ничего не рассказывает, а соседи сплетничают, что он купца проезжего поймал и ограбил, это демифологизация – опять же, не только самого таинственного соседа, но и человека в целом, снижение планки, сужение представлений о возможном для человека вообще. Очень вредная штука.

Многочисленные общественные запреты на употребление определенных слов, именуемые в народе (в разных народах) «политкорректностью» порождены (конечно же) ксенофобией.

Пока цивилизованный (цивилизовавший себя усилием воли), то есть усвоивший и принявший принципы терпимости к разнообразию человек в глубине души продолжает ощущать, что быть чернокожим, евреем, гомосексуалистом, женщиной «плохо», ему проще табуировать лексику, связанную с «нехорошими» качествами («негр», «жид», «пидор», «баба»), чтобы, упаси боже, обладателей этих качеств не обидеть. «Мы разрешили вам быть такими», «мы запретили себе вас этим попрекать» – вот что за этим стоит.

(Может показаться, что я пренебрежительно отзываюсь о цивилизовавших себя усилием воли; это не так. Напротив, такое усилие – всегда духовный подвиг, преодоление ксенофобии в себе – борьба духа с инстинктом, одно из величайших человеческих дел.)

А когда в глубине души нет ничего, кроме недоумения, – а что в этом такого? какая разница, кто какого цвета, национальности и кого предпочитает на ужин любить? – слова это просто слова, части речи, подсобные рабочие коммуникации, от которых требуется точность и выразительность. И все.

Все вышесказанное банально и очевидно, но на этой почве возникает так много непонимания, что, видимо, надо эту банальность повторять и повторять.

Можно соглашаться на что угодно, нельзя соглашаться на что попало.

Люди, которых шокирует обсценная лексика, обычно вызывают у меня сочувствие, хоть и несколько брезгливое. Выросли в среде, где «бля» – нормативный артикль [2] включая тепличную среду, где пресловутый артикль доносится из-за окна, символизируя ужосы внешнего мира, непричастность к которому кажется важным сохранять или хотя бы демонстрировать. , и теперь изо всех сил стараются от этой среды оторваться (в первую очередь, продемонстрировать свою к ней непричастность, это естественное желание, связанное с бессознательным стремлением повысить ценность своей жизни в глазах окружающих, как бы смешно оно ни выглядело со стороны).

Ну, в общем, бедные зайцы, всех жалко, хоть и хочется их дразнить. Я и дразню, чего уж там. Но, к чести моей, сильно через раз.

…Но не могу отделаться от смешной мысли, что брань просто отпугивает злых духов (для того и была когда-то изобретена). Сказал громко: «Хуй-хуй-хуй!» – и спи потом спокойно, никто тебя сегодня не съест. Конечно, злым духам не нравится! Их можно понять.

А мы, обкладывающие хуями все, что шевелится, храбрые мракоборцы, как в «Гарри Поттере», наша служба и опасна, и трудна, слава нам!