Александр Варавин - Пройдя долиной смертной тени – 2

— Почему, в таком случае, я могу называть тебя по имени, Лугонг?

— Потому что это не мое имя. Я использую его только для чужаков.

— Я полагаю, что мне не стоит спрашивать, как тебя зовут на самом деле.

— Конечно. Все имена намного старше тех, кто их обычно носит. Имя впитывает все хорошие и плохие поступки и мысли тех, кто носил его до тебя. Это как магическая формула. Называя тебя по имени, любой человек словно произносит заклинание, во многом определяя твои последующие действия. Ты будешь вынужден, сам не зная того, думать и поступать так, как это делали миллионы Эриков до тебя. Это тонкие энергии, к которым шены очень чувствительны. И использование своего настоящего имени, которым тебя называют окружающие, может частично лишить тебя свободы выбора в своих действиях и нарушить концентрацию.

— Я понимаю о чем ты говоришь, — подумав, согласился Эрик. — На западе даже есть научные теории об этом. Архетип имени или как-то так…

— Да. В христианской церкви тоже принято при крещении давать имя, которое никто бы не знал, — продолжил Лугонг. — Ты всю жизнь можешь грешить под мирским именем, но умерев, предстанешь перед богом под именем церковным. В надежде, что бог тебя не узнает.

Сказано было остроумно и по делу. Эрик невольно усмехнулся.

— Или воровские клички, — добавил он. — Почти в каждом бандитском сообществе принято принимать прозвища. Которые, видимо, должны впитывать все плохое от совершенных злодеяний. Уходя из банды и возвращаясь к своему обычному имени, человек словно отбрасывал все злое, что совершил, и становится обычным нормальным членом общества. Так, Лугонг?

Такрон даже перестал жевать и отвернулся от стола, вдруг заинтересовавшись пестрым попугаем, скачущим на кроне высокой сосны.

Лугонг, поджав губы, натянуто улыбнулся и кивнул.

— Ты действительно меняешься. Это хорошо.

— Я несколько лет был буддийским монахом, — неожиданно произнес Такрон свою первую с момента появления фразу. — Но однажды ночью прокрался в покои ламы и взломал ящик с денежной кассой монастыря. После чего сбежал. Под своим собственным именем. И с деньгами.

Эта фраза разрядила обстановку. Лугонг встал и, указав на второй справа бамбуковый шалаш, сказал Эрику:

— Это для тебя, можешь отдохнуть, если устал. Отхожее место за хижиной. Вода там есть. Используй левую руку. Мне нужно приготовиться.

Лугонг подмигнул ему и пошел в направлении самой большой хижины джанкри.

Такрон тут же уселся на освободившееся место и скрестил ноги.

— Злишься на него? — махнул он головой вслед уходящему Лугонгу.

Эрик пожал плечами.

— Сейчас, наверное, уже нет. Да и какой смысл, если ничего нельзя изменить. Я просто считаю, что вы, шены, творите зло. Если бы не случайность, я бы сидел в этом нижнем «чистилище» тысячу лет в полумертвом теле старого шамана.

— Но ты же здесь, значит, никакого зла не произошло.

— Мне повезло, но я видел там других. Эти люди страдают.

Такрон непонимающе развел руками.

— Эти люди никакого отношения к тебе не имеют, и ты с ними никак не связан. В реальности никто ни с кем не связан. Все отношения между людьми и к людям со временем исчезают, и ты остаешься наедине с собой. Тебя не тревожит то, что по всему миру сотни детей ежедневно гибнут от голода и болезней? Беспокоишься о них?

Эрик почувствовал раздражение от этой циничной демагогии. Поднялся с места и направился в дальний конец лощины. Идя вдоль ручья, который собирал воду из водопадов с правой стороны, он обнаружил, что ручей исчезает под грудой огромных замшелых крупных кусков скальной породы, наваленных кучей и запирающих конец лощины между двух отвесных скал. Видимо, когда-то здесь случился обвал. Вскарабкавшись по камням на самый верх, Эрик осторожно заглянул за край последнего.

Из-под самого нижнего куска породы вырывался на свободу и падал, разбрызгивая горящие на солнце искры, мощный поток воды. Через тридцать или пятьдесят метров водопад с шумом обрушивался в бурную горную реку, выбивая огромные всплески и туман водяной пыли. Эрик замер, впечатленный этим зрелищем.

— Красиво, да? — раздался сзади голос Такрона.

От неожиданности Эрик дернулся, поскользнулся на мху и едва не соскользнул в обрыв, вовремя остановленный твердой рукой, схватившей его за кушак. Он откинулся спиной на камни и шумно задышал, пытаясь успокоить сердце, прыгающее в груди. Такрон уселся рядом и, достав из кармана тонкую деревянную палочку, принялся почесывать кожу головы под корнями своих начесанных торчащих в разные стороны прядей жестких волос.