Александр Варавин - Пройдя долиной смертной тени – 2

Эрик протиснулся под навес, прилег на свой лежак. Ночь уже полностью вступила в свои права, и тень фигуры Такрона, сидящего у костра, металась по тесному пространству между валунами, повинуясь языкам пламени. Он попробовал представить себе: смог бы он сам жить в горах отшельником, среди всей этой нечисти и диких зверей? В полном одиночестве. Может быть, и смог, если бы был шаманом.

— Такрон! — позвал он старика. — Я думал, что после воцарения буддизма в Тибете все шены, кто выжил, были изгнаны или сами ушли. Но, судя по твоим рассказам, их осталось немало.

— Большинство ушли, — подтвердил Такрон. — Однако за время сосуществования с шаманами в Тибете ламаизм впитал слишком многое из бон. Со времени первого Далай-ламы, особых гонений на шенов уже не было. Тем более, что сами буддисты вовсю принялись практиковать магию и шаманить. Для оставшихся шенов такое положение было достаточно благоприятным. Даже внешне ламы-колдуны, как я тебе уже говорил, копировали тибетских шаманов, включая ритуальную одежду, атрибуты и даже начесанные волосы. Некоторые из них даже не мылись, стараясь выглядеть дико и устрашающе.

— Все это никак не увязывается у меня с образом буддиста. И вообще с буддизмом, — сказал Эрик.

— Так было только в Тибете. В других странах, где есть общины и монастыри ламаистов, жизнь, как правило, строга, добродетельна и наполнена благочестивыми ритуалами. Ты не встретишь скачущего в диком танце ламу-колдуна, одетого в шаманские одежды и орущего заклинания в ночи.

Уже засыпая, Эрик тихо засмеялся, представив себе полицейских с дубинками, гоняющимися за бесноватым шаманом со всклокоченными волосами вокруг дацана в Дюссельдорфе.

Проснулся он на рассвете. Небо уже излучало светло-розовый свет, и ночные тени неохотно рассеивались, расползаясь за нагромождения камней, отколовшихся от скалы. Такрон мирно посапывал. Эрик вышел наружу и заметил, что в костре еще тлеют угли, присыпанные пеплом, а вокруг валяются полуобгоревшие толстые куски хвороста. Присев и всмотревшись в вытоптанные участки козьего пастбища, он обнаружил множество следов, с бороздками от когтей. Леопард. Судя по ширине следа — снежный барс. Эрик напрягся и принялся с тревогой оглядывать место их ночевки.

Стало неуютно. Он пришел к выводу, что Такрон всю ночь отпугивал хищника, пока он беззаботно спал. Взяв пустой котелок, он направился за водой к роднику, о котором ему вчера рассказал Такрон. Едва свернув за камни, Эрик присел от неожиданности и замер.

Среди зарослей корявых кустов, над лужей воды, в которой булькал родничок, стоял здоровенный снежный барс, глядя ему прямо в глаза. Пушистый длинный хвост толщиной с небольшое дерево бешено ходил из стороны в сторону. Зверь присел на задние лапы, готовясь к прыжку.

За спиной Эрика раздался невыносимо громкий ужасающий рев. Рефлекторно дернувшись чтобы обернуться, он зацепился ногой за каменный выступ и упал на спину, едва не потеряв сознание от страха. Сзади стоял Такрон. Быстро вздохнув, он издал еще один жуткий оглушающий рык и резко вздернул руки вверх. Барс жалобно мяукнул и, высоко подпрыгнув, исчез за кустами. Эрик лежал в полном оцепенении, пытаясь понять, чего он испугался больше: снежного барса или рева Такрона за спиной.

Такрон бросился вслед зверю и принялся что-то высматривать за кустами.

— Что… это было? — выдавил из себя Эрик, пытаясь встать на трясущиеся ноги.

— Это был голос страшного пожирателя снежных барсов, — довольно пояснил Такрон. — Я сам его придумал, тренируя нижнее дыхание и горло. Видишь, как эффективно. Этот кот всю ночь не давал мне спать, пытаясь добраться до свежего мяса. Я не хотел тебя будить, поэтому кидал в него горящие палки.

— Спасибо, — хрипло сказал Эрик, представив, чтобы с ним произошло, примени Такрон свой вокал среди ночи.

— И теперь мы знаем, как спускаться дальше, — выразил свое удовлетворение Такрон.

Эрик, все еще чувствуя слабость в ногах, подошел к кустам и глянул вниз. Между площадкой, где они находились, и следующей горой с плоской вершиной, существовала перемычка в виде голого хребта. Скорее всего, когда-то это был сплошной горный массив, но со временем более низкие горы, соединяющие два пика, подверглись эрозии и превратились в своего рода мост, между обоими скальными образованиями. Верхушка этой перемычки примыкала прямо к плоской вершине соседней горы, находящейся на расстоянии в несколько километров. Видимая западная сторона этой горы была покрыта растительностью, а значит, имела уклон, подходящий для спуска и, более того, у подножия переходила в высокий, покрытый деревьями холм.