Андрей Цуканов - Новые кыргызские сказки для взрослых (Улуулар учун жаны кыргыз эл жомоктору)

— "Ничего-ничего, — усмехается Канжарбек, — Поверю. Рассказывай!"

— "Жизнь у меня тяжёлая была, — начал Апенди свой рассказ, — В нашем аиле совсем мужчин не осталось — все они однажды на юг улетели, назад не вернулись, поэтому пришлось мне самому себе отцом быть. Еще не родившись на свет, я уже стадо пас. Тяжело мне было без собаки за стадом уследить. Поэтому я сам себе собаку родил и сам же её воспитал, грамоте обучил. Выросла моя собака, выучилась в медресе [61]и стала просвещённым кади, [62]теперь по аилам ездит, дехкан [63]судит. А мне снова пришлось самому за стадом следить".

Задумались жигиты, а Канжарбек говорит: — "Ну, это вовсе не небылица, каждому известно, что на юге жить лучше — как тут на юг не улететь? Известно и то, что жизнь у бедных дехкан тяжёлая, что приходится им с самого детства — и даже раньше — всё самим делать. И собака пастуху так бывает нужна, что хоть сам её роди. А если родил, пусть даже и собаку — как не воспитать, грамоте не обучить? А то, что собака кади стала — так на многих кади посмотри — никакой разницы не заметишь. Правда!"

— "Слушай дальше, бек, — говорит ему Апенди. — Пас я себе стадо до недавнего времени, и всё у меня было хорошо — разве что иногда овца волка загрызёт. А недавно чихнул я, и всё моё стадо этим чихом унесло. В поисках влез я на самую высокую гору, но стада своего не увидел. Тогда воткнул я в гору палку, на неё влез, но и с палки стада не увидел. Я тогда воткнул в палку нож, а в рукоятку ножа — шило. Влез наверх, и земля показалась мне величиной с потник. [64]Опёрся я на свой чочок на самом кончике шила, а всё никак стада своего не вижу. Тогда взялся я за свой чочок, поднатужился и ещё выше себя приподнял, но стада своего опять не увидел. Обратно я на кончик шила сполз, так и заснул на нём от усталости".

Стали жигиты переглядываться и шептаться, но Канжарбек взмахом руки замолчать их заставил, и говорит: — "И это — чистая правда: иногда и палка стреляет, так почему бы овце волка иногда не загрызть? А если стадо своё потерять, так не только на чочок — на уши встанешь. А уж если нужда припрёт — и за чочок себя поднимешь. И то правда, что от чоха многие беды бывают: говорят, один бек так сильно чихнул, что у него чочок совсем отвалился. Что на палку можно залезть — это даже дети малые знают, но за смекалку, конечно, хвалю. Всё правда!"

— "Слушай же дальше, бек, — говорит Апенди. — Проснулся я от того, что вроде бы дождь пошёл. Смотрю: а это я во сне с кончика шила сполз, шило большую тучу прокололо, и из него на землю спелые дыни сыпятся. Потянулся я за дынями, не удержался на тонком шиле и вниз соскользнул, падать стал. Тут у меня полы халата как крылья захлопали, полетел я над землёй, словно птица. Пригляделся сверху, и вижу: вдали на земле лужица, посередине — остров, а на нём вроде стадо моё пасется. Подлетел я поближе и вижу, что это не лужица, а большое озеро. Сложил я тогда полы халата и на берег озера опустился. Положил я свою шапку на воду, сел в неё, как в лодку и гребу чочоком вместо весла. Подплыл. Взял я своё стадо, сложил в карман халата, хотел назад плыть, оглянулся — а мою шапку течением унесло. Что делать? Поймал я на себе блоху, сел на неё верхом и одним прыжком на самый берег перепрыгнул".

Зашумели жигиты, загалдели, но Канжарбек снова замолчать их заставил, и говорит: — "И это — чистая правда: дождь состоит из воды, и спелая дыня почти вся из воды состоит, так почему же не может быть дождя из спелых дынь? Как люди на халатах летают, мы сами видели, когда всяких нищих оборванцев в пропасть сбрасывали — правда, плохо они летали, халаты у них дырявые. И то не секрет, что, когда стадо своё потерянное увидишь, то не только чочоком, но и ушами грести станешь. И про то, что стадо в кармане поместилось — правда, все знают, какой у бедных дехкан скот тощий. И про то, какие у них большие блохи, тоже всем давно известно. Правда!"

— "Тогда слушай дальше, бек, — говорит Апенди. — Перепрыгнув озеро, решил я на берегу заночевать. Только блоху свою стреножил, смотрю — а под кустом блюдо жирного плова спит. Подкрался я потихоньку, да поскользнулся, веточкой хрустнул. Проснулся плов, уже совсем убежать хотел, да я изловчился, накинул на него аркан, связал и съесть решил. Набрал дров, чтобы костёр разложить и плов разогреть. Достал трут, глядь — а огнива-то и нет, выронил, пока по небу летал! Тогда достал я свой чочок, и ударил себя сильно-сильно по лбу — от этого искры из глаз на трут так и посыпались! Раздул я трут, только хотел костёр разжечь, как вдруг дрова вспорхнули и улетели, как птицы! Так и пришлось мне плов холодным есть. Стемнело. Разулся я и спать лёг. Ночью проснулся от шума, смотрю, а мои ичиги дерутся: я их, оказывается, неодинаково жиром смазал. Ичиг с правой ноги успел почти совсем порвать левый, насилу их разнял".