Захар Прилепин - Революция (сборник)

Об искалеченных, об убиенных,
Об угнетенных, сирых и убогих,
О призраках в горящих городах…

О тех, кого привезли, втолкнули и начали бить
Крепкие парни с упругими кулаками:
Без передышки, по голове, по спине, и об стол,
И с размаху в пах, чтобы корчился на полу,
Как полумертвая курица, а тот, кого следом ввели,
Смотрел побелевшими, расширенными зрачками.
О тех, кто при этом хрипел «Рот Фронт» или «Боже, храни короля!»,
И о тех, кто держался смирней, но был избит точно так же.
О тех, кто выплевывал в коридоре
Кровь и обломки зубов
И засыпал сном праведника на цементном полу
Со сладкой мечтой напоследок прикончить конвойного в грязном сортире,
О тех, с ввалившимися глазами и негасимым огнем!
О тех, кто остался хромым, изуродованным, – и о тех,
Кого безымянным зарыли в тюремном дворе
И до рассвета сровняли могилу с землею.

О тех, кто был сразу убит. И о тех, что годами
Ждали, терпели, надеялись, шли по утрам на работу,
В магазин за продуктами, на собрание подпольщиков,
Обзаводились детьми, запасались оружием и, наконец,
Были схвачены и перебиты, как крысы.
Об изгнанниках,
Которые чудом спаслись за границу;
О тех, кто снимает маленькие комнатушки в больших чужих городах
И вспоминает родину: высокие зеленые травы,
Родной язык, голоса далекого детства, запах ветра в то лето,
Форму комнат, вкус кофе, разговоры с друзьями,
Любимый город, знакомый столик в кафе,
Надгробные камни, под которыми им не лежать,
Землю, в которой им не лежать. Дети у них – иностранцы.
О тех, кто разрабатывал планы, и возглавлял, и терпел поражение,
И о тех простофилях, кто однажды без всякого плана
Разозлился и рассказал анекдот, и на них донесли,
И они не могли оправдаться и были отправлены в лагерь,
Чтобы приехать обратно в закрытых гробах с ярлыками:
«Умер от пневмонии», «Убит при попытке к бегству».
О тех, кто выращивал хлеб и был застрелен возле снопов,
О тех, кто выращивал хлеб и был отправлен в пески или в тундру
И там тосковал, как по раю, по хлебному полю.
О тех, на кого донесли их родные дети, чистенькие гаденыши,
В награду получившие мятный пряник и похвалу Образцового Государства,
О всех задушенных, кастрированных и просто уморенных голодом
Во имя создания Образцовых Государств; о повешенном священнике в рясе,
О еврее с раздавленной грудью и угасающими глазами,
О смутьяне, которого вздернули люди в штатском, —
Именем Образцового Государства, во имя Образцовых Государств.
О тех, кого выдал сосед, с которым здоровались за руку,
И о предателях, сидящих на жестких стульях,
Со струйками пота на лбу, с дергающимися пальцами,
Называющих улицу, номер дома и имя того человека.
И о тех, кто сидел за накрытым столом,
И лампа горела, и пахло едой,
И они говорили вполголоса, и тут послышался шум моторов
И в дверь постучали; они быстро переглянулись,
И женщина с застывшим лицом пошла открывать,
Оправляя платье: «Мы все здесь честные граждане.
Мы веруем в Образцовое Государство». И больше уже никогда
Не появлялись ни Коротышка, ни Тони, ни Карл,
А семью уничтожили позже.
Больше уже никогда… Мы слышали выстрелы ночью,
Но утром никто из соседей не знал, что случилось.
Ничего не поделаешь, нужно идти на работу. И я не видала его
Целых три дня, я чуть не сошла с ума,
А тут еще все эти патрули со своими вонючими ружьями,
И когда он вернулся, то походил на пьяного, и на нем была кровь.
О женщинах, что тайком по ночам оплакивают погибших,
О детях, привыкших молчать, – постаревших детях,
В которых плюют одноклассники. О разгромленной лаборатории,
О разграбленном доме, заплеванных картинах, загаженных колодцах.
О Разуме, который убили и голым швырнули на площадь…
И никто не пошевелился, и никто не сказал ни слова.
О холодном прикладе и горячей пуле,
О веревке на шее, о наручниках на запястьях,
Об огромном металлическом голосе, который лжет из тысяч радиорупоров,
О заикающемся пулемете, который ответит на все вопросы.