Евгений Попов - Ресторан «Березка» (сборник)

Помню, подруги ее щурились, очкастые, курили на крыльце «Беломор», молчали, вздыхали, вспомнил, что, когда жили в Караганде и мне было 2 или 3 года, бабушка варила в ведре картошку, морковку, свеклу и ставила все это в сарае для заключенных, отчего вышел донос, что мать офицера системы проявляет преступную мягкость, и этот офицер оправдывался, что мать его – дура, но ничего плохого не имеет в виду, а делает это так, случайно, безо всякого вызова, но он, конечно же, виноват в случившемся, и своей вины с себя не снимает, и глубоко раскаивается, обязуясь навести порядок в собственной семье, строго указав матери на неправильность подобных ее легкомысленных действий и давая честное слово, что больше такое никогда не повторится, раз нельзя... Я все помню. Я многое хотел бы забыть. Я стараюсь. Я весьма в этом преуспел, но, к сожалению, до конца не получается, и я помню все: и ту снежную степь, где несся, подкидывая ноги, ездовой казахский верблюд, и штаб напротив окошек нашего финского сборного домика, и одного из сыновей полковника Шаратова, который забил кошке гвоздь в ухо, за что был сечен отцом. Эх, бабушка Марина Степановна...

БАБА МАРИША, НАБОЖНАЯ БЫВШАЯ КРЕСТЬЯНКА

сильно отличалась от Марины Степановны... Если над бывшей попадьей витал дух просветительства, Дальтон-плана, и книги жгли в печке, то здесь имелось в горнице изрядное количество икон, творились молитвы, красились яйца на Пасху, проживали нищие да убогие, из которых помню Анфюшку-монашку и старичка по имени Деда, который приезжал со спецпоселения в город К. побираться да так и помер без документов на бабушкином сундуке. А Анфюшка-монашка носила крест слоновой кости с золотом, и мой двоюродный брат утверждал, что видел у нее хвост. Она была из разоренного женского монастыря, который еще долго существовал в поселке имени Павших Борцов, и его обитательницы разбрелись Христа ради по сибирской части России, и так бродили, пока тоже не преобразовались, как все вокруг, иль не померли естественной смертью, как померла в свое время Анфюшка и как помрем в свое время все мы, даже самые сознательные. Анфюшка молилась в нательной холщовой рубахе, расчесывала перед мутным зеркалом жидкую косицу, и я думал, что брат мой врал, утверждая, что видел у нее хвост, ибо брат мой в отличие от меня стал нынче атеистом, а я в отличие от него стал нынче не совсем, но наоборот.

Баба Мариша, выходец все из той же деревни Амельяново, была женой деды Саши, Александра Даниловича, ударника труда и строителя Лесотехнического института, который (институт) потом сгорел, а после войны вновь отстроился, составив славу и гордость сибирской науки, дав путевку в жизнь дяде Коле Второму, изобретателю.

Баба Мариша Вторая в отличие от бабы Мариши Первой была совершенно неграмотная. Баба Мариша была красивая (в Сибири все красивые!), красива этой строгой крестьянской красотой, описанной... и так далее. Да и то верно – в Сибири нравы были мягче, людям вольнее жилось по случаю разбойничьего состава первопоселенцев и полного отсутствия крепостного права на протяжении всего того времени, когда оно существовало в других местах. По улицам сибирских городов ходили медведи, в трамваях ездили рыси, орлы кружили над городом К., соревнуясь с аэропланами. Местное население било хищных животных рогатиной, продавало ценные шкуры чужеземцам, варило водку и ничего не боялось. От всего этого, а также от мощного генного влияния покоренных аборигенов и постоянного притока свежих хромосом других народов России и сформировалась та замечательная красота, которая позволила М.В.Ломоносову заявить, что «богатство России Сибирью прирастать будет», о чем мы можем прочесть нынче на каждом бывшем медвежьем сибирском углу или услышать, когда кто-нибудь где-нибудь выступает, отражая в своих речах сибирскую тематику. И А.П.Чехов, который ехал дальше на Сахалин, заявил, проезжая Красноярск, что на Волге жизнь началась удалью, а кончилась стоном, в Сибири же есть и будет наоборот... Чехов прав, но прав и В.И.Ульянов-Ленин, заметивший по дороге в шушенскую ссылку конца XIX века, что здешние окрестности напоминают ему виды Швейцарии. И хоть в Швейцарии, равно как и в городе Вене, мы пока не бывали, здешние виды, действительно, что-то напоминают, может быть, даже и Швейцарию, потому что очень, очень, чрезвычайно красивы, они, наверное, даже раза в 3–4 красивее, чем Швейцария, которую мы как-то мельком видели по телевизору, красивее и ближе нашему сердцу, потому что – родина...