Алекс Тарн - И возвращу тебя…

Пришлось вернуться в город раньше времени. Матери Игорь наплел про внезапный допнабор в подготовительную группу при университете. Позор, как ничто другое, способствует изобретательности объяснений. А мать особо и не вникала; скорее всего, она только обрадовалась. Шлюха. Он всегда ей только мешал, с самого рождения… вернее, еще до рождения, когда она залетела в возрасте шестнадцати лет неизвестно от кого. Если бы не дед, решительно воспротивившийся аборту, Игорь вообще не появился бы на свет.

Дед был единственным нормальным человеком в их идиотской семейке, если, конечно, закрыть глаза на его еврейство. Самое смешное, что при этом он не приходился ни Игорю, ни его матери никем — если смотреть по крови. Бабка приехала в Питер лимитчицей из вологодской деревни, просто, чтобы не сдохнуть с голоду. Закончила курсы маляров, жила в общежитии, да там и забеременела по причине тесноты, недосмотра и пьяных комсомольцев. Беременность означала вылет из общаги, из бригады и из города. Обо всем этом, глотая слезы, она и рассказала участливому хозяину богатой квартиры, где ее бригада производила левый ремонт.

Хозяин пожалел девушку и утешил добрыми словами, за что она и отблагодарила его единственно доступным ей способом, там же, на разрезанном рулоне обоев, в комнате, пахнущей клеем и краской. Он был старше на двадцать пять лет и один как перст. Отец-профессор погиб в ополчении, мать умерла в блокаду, все многочисленные близкие и дальние родственники лежали в расстрельных рвах, распределившись примерно поровну на пространстве от Крыма до Латвии. Пройдя войну от звонка до звонка фронтовым оператором, он повидал всякого и теперь просто хотел жить. Удивительно ли, что ему показалось, будто сама Земля Обетованная в образе восемнадцатилетней вологодской молодухи, текущей слезами и поцелуями, лежит перед ним на рулоне обоев? Там же он предложил ей руку, сердце и, что самое ценное, прописку.

Потом было много всего, важного и не важного. Ни в какой университет Игорь не пошел — пристроился в институт киноинженеров, по дедовской протекции. Его позорная слава шла за ним по пятам, привычная и постылая, как стыдная тюремная татуировка. Пока он, наконец, не нашел себя. Пока в начале второго курса, во время традиционного выезда в колхоз на уборку свеклы не произошло событие, перевернувшее его жизнь, наполнившее ее силой и смыслом.

Узкое, видимо, совсем недавно расчищенное и разболоченное поле далеко вдавалось в лес. Студенты вяло бродили взад-вперед по чавкающей грязи, подбирая оставшиеся после комбайновой уборки клубни. Работой заправляла красномордая колхозная бригадирша в бесформенной телогрейке. Ее хиплый сорванный голос носился над полем, как надоедливая ворона. Перед забрасыванием в контейнер с клубней полагалось обрубать ботву; с этой целью каждого обязали принести из дому кухонный ножик. Игорь взял дедов трофейный штык с рукояткой. По опыту, он особенно хорошо подходил для обрубки — жесткий, в меру тяжелый, с кожаной петелькой-темляком, штык удобно лежал в ладони и без труда справлялся с любыми клубнями.

Обедать бригадирша не дала:

— Знаю вас, оглоедов! Нажретесь водки — кто потом работать станет? Сначала закончите поле, а потом жрите. Вам же лучше — быстрее уйдете! До часу закончите — отпущу.

Быстрее уйти хотелось всем, так что согласились легко. Закончив поле, разложили на контейнере газеты с бутербродами и выпивкой, перекусили. Игорь пошел в лес, отлить. Уже застегивая молнию, он услышал за спиной звук, похожий на тот, который издает струя воды из-под крана и обернулся. Бригадирша, белея задом, сидела в десяти метрах под кустиком и тоже смотрела на него. Увидев, что он ее заметил, баба с досадой крякнула и сказала:

— Что вылупился? Или ты голую жопу только в журналах видел?

Вероничка говорила тогда что-то похожее. Игорь инстинктивно сжал кулаки и почувствовал в правой ладони надежную рукоятку штыка, который все это время свисал с запястья на кожаном темляке. Механическим жестом он поднял штык к глазам и осмотрел, будто видел впервые.

— Ты что это?.. — сказала бригадирша испуганным полушепотом.

— Что это я? — удивленно откликнулся Игорь.

Блестящее лезвие штыка покачивалось перед глазами, но главные события происходили совсем в другом месте. Он почувствовал, как в штанах у него за только что застегнутой молнией растет и распрямляется другой штык, другое лезвие — могучее, пульсирующее, огненным столбом растущее из чресел. Он растегнул ширинку и выпустил лезвие наружу.