Евгений Попов: Тихоходная барка "Надежда" (Рассказы)

- Господи Иисусе, - прошептал сходящий с ума швейцар.

А оборванец уже сидел между тем за столиком близ окошечка, и на него оглядывались. Подошла официантка и тоже хотела что-то сказать, но он ей и рта раскрыть не дал.

— Здравствуйте, девушка. Как поживаете? – вежливо осведомился оборванец.

— Ничего, - мямлила официантка, не понимая, что такое происходит.

— А как вас зовут?

— Анюта.

— Так вот, дорогая Анюточка. Я тут меню посмотрел, и что-то ничего мне, это самое, не подходит. Скажите, вы сегодня обедали?

— Обедала, - шептала официантка.

— Вот и отлично. Принесите мне все, что вы сегодня ели, плюс грамм триста коньячку.

Официантка попятилась и споткнулась о ковровую дорожку, шикарно устилавшую проход между столиками. Она попятилась, споткнулась и упала, отчего ее юбочка несколько задралась и показались краешки комбинации.

Оборванец ловко выскочил из-за стола, ловко подал потерявшейся официантке руку с обглоданными ногтями и любезно поинтересовался:

- Что это с вами? Устала, бедненькая. Попробуй-ка за нами за всеми поноси.

И возвратился за столик, крикнув Анюте вслед: "Сигарет еще, "Столичных" или "Варны"".

А высунувшуюся комбинацию он приметил. Комбинация была не простая, а красно-зеленая, в полоску.

Естественно, что к такому чучелу никто не подсаживался, и оборванец скучал. Он барабанил пальцами по столу и хмурился.

А время было действительно дневное, и главное гуляние еще действительно не началось, почему и метрдотель Марья Михайловна отсутствовала. Глядишь, будь она на месте, все бы обернулось по-другому, а так Анюте и посоветоваться оказалось не с кем. Все девочки бегали, а с поваром советоваться было бесполезно, ибо повар являлся натуральным дураком и мог насоветовать разве что какую-нибудь чушь.

Поэтому она нагрузила поднос едой и обреченно вышла в зал.

Оборванец сидел по-прежнему один, но уже где-то подстрелил закурить. Он пускал дым колечками, и кольца, надо сказать, у него получались замечательные - тугие, плотные. Он их надевал на палец, и они на пальце таяли.

- Полсолянки, люля-кебаб и компот, - сказала бедная Анюта.

- И коньячку, и сигарет.

Анюта молчала.

— И что-нибудь к коньячку: лимончик, семги принесите.

— Семги у нас нет никогда.

— А что есть копченое, вкусненькое?

— Теша нототении.

— Эх, тащите хоть и эту вашу тещу, - сострил оборванец. - А вообще-то я не ожидал, что официанты так

обедают.

— Как так?

— Скудновато, скудновато.

- С нас же высчитывают.

Оборванец засмеялся.

- Я так отсюда голодный уйду. Мяса! Дайте мне больше мяса!

Произнося последние слова, он несколько повысил голос, и слова получились немного визгливые. Но официантка не вздрогнула.

— Хорошо. Шашлык будете есть?

— Буду, буду. Отлично.

И она принесла. Оборванец вкусно обедал, выпивал и покуривал. Он очень наслаждался жизнью.

Но когда Анюта подала счет, странный посетитель решительно отложил бумажку в сторону.

— Нет! Не говорите мне о деньгах! Мне больно! Этого не измерить деньгами. Лучше скажите, когда вы заканчиваете работу.

— В двенадцать, - отвечала ошалевшая официантка. - Но я еще полчаса считаю выручку.

— Все ясно, - усмехнулся оборванец. - Все понятно.

Выручка. Дайте-ка мне ваш домашний адресок. Я приду к вам сегодня ровно в час ночи.

Хотите верьте мне, хотите нет, но официантка дала ему свой адрес. Вывела мертвой рукой на том же самом счете, где значились съеденные оборванцем двенадцать рублей сорок восемь копеек.

- До скорой встречи, - сказал оборванец и исчез, почтительно сопровождаемый швейцаром, который взял под

козырек и долго смотрел ему вслед.

Он ушел, а куда ушел - это нам неизвестно.

Зато все известно про официантку Анюту.

Она работала. Она разносила, принимала, подавала, считала, улыбалась, а потом пришла в свою пустую однокомнатную кооперативную квартиру и стала смотреться в зеркало.

Нового ничего не увидела. На нее глядела женщина страшненькая, сухонькая, лет тридцати, с золотым зубом. Начинающаяся сеточка морщинок. Тонкие губки накрашены перламутровой помадой.

- Чушь, - сказала Анюта.

И часы пробили час.

- Чушь, - повторила Анюта через пять минут. -Чушь. Чушь.

И начала переодеваться.

За стенкой развлекались. Слышалось пение "Хмуриться не надо, Лада".

- Не надо, - сказала одинокая официантка, снимая синее форменное платье, развязывая черный галстук с

широким узлом, распуская волосы.

И тут прозвенел звонок. Анюта накинула халатик, открыла. И сразу поняла, что оборванец порядком пьян.