Сара Уотерс - Нить, сотканная из тьмы

Она сидела очень близко. В холодной камере я чувствовала ее живое тепло. Но потом, не сводя с меня глаз, она встала и потянулась.

— Вы так завидуете сестре, — сказала Селина. — А есть ли чему завидовать? Что такого удивительного она сделала? Вы полагаете, она развивается, но так ли это? Она повторила то, что делают все. И шагнула в еще большее единообразие. Много ли ума для этого надо?

Я подумала о Присцилле, которая, как и Стивен, всегда больше походила на мать, тогда как я — на папу, и представила ее через двадцать лет, пилящей своих дочерей.

Но люди не ищут ума — по крайней мере, в женщинах, сказала я.

— Женщин готовят поступать единообразно — в этом их функция. Лишь такие, как я, расшатывают и отбрасывают подобную систему...

Именно одинаковость в поступках и держит нас «привязанными к земле», ответила Селина; мы созданы, чтобы вознестись, но не сможем этого сделать, пока не изменимся. Что касается дележки на женщин и мужчин — это первое, что нужно отбросить.

Я не поняла.

— Неужели вы думаете, что, возносясь, мы берем с собой наш земной облик? — улыбнулась Селина. — Лишь растерянные духи-новички озираются в поиске чего-нибудь плотского. Когда к ним подходят провожатые, эти духи глазеют на них и, не зная, как обратиться, спрашивают: «Вы дама или господин?» Но проводники, как и сами духи, ни то и ни другое, а все вместе. Лишь поняв это, можно вознестись в следующую сферу.

Я постаралась представить мир, о котором она говорила, тот мир, где, по ее словам, пребывает папа. Вообразила отца, обнаженного и бесполого, а рядом с ним себя... От ужасной картины меня прошиб пот.

Нет, сказала я. Все это вздор, о чем она говорит. Такого не может быть взаправду. Как можно? Это означало бы хаос.

— Нет, свободу, — ответила Селина.

Мир без различий — это мир без любви.

— Тот мир создан из любви. Думаете, существует лишь та любовь, какой ваша сестра любит мужа? По-вашему, вот здесь всегда должен быть бородатый мужчина, а вот тут — женщина в платье? Говорю же, в обители духов нет ни бород, ни платьев. А как быть вашей сестре, если муж умрет и она выйдет за другого? К кому ей лететь, когда она пересечет границу сфер? Ведь ей, как всем нам, надо с кем-то соединиться, мы все вернемся к сияющей материи, от которой наша и другая душа были оторваны вместе, они — половинки одного целого. Возможно, нынешний муж вашей сестры и есть та родная половинка ее души — надеюсь, что так. А может, это ее следующий избранник, либо ни первый, ни второй, а тот, на кого в земной жизни она даже не взглянет, человек, отгороженный от нее ложной условностью...

Сейчас меня поражает необычность нашего разговора в той обстановке: запертая решетка, за которой прохаживалась миссис Джелф, кашель, кряхтенье и вздохи трех сотен узниц, лязг засовов и ключей. Но тогда под взглядом зеленых глаз Селины я об этом не думала. Я лишь смотрела на нее, слушала и, когда наконец заговорила, спросила одно:

— Как душе узнать, что вторая половинка где-то рядом?

— Она узнает, — ответила Селина. — Мы ведь не задумываемся над тем, как мы дышим. Она узнает, когда придет ниспосланная ей любовь. И тогда сделает все, чтобы удержать эту любовь подле себя. Ибо лишиться ее — все равно что умереть.

Селина не отводила взгляда, который вдруг сделался странным. Она будто не узнавала меня. Потом она отвернулась, словно застыдившись, что слишком открылась передо мной.

Я опять поискала взглядом восковую кляксу на полу... Там ничего не было.

Сегодня еще одно письмо от Присциллы с Артуром — уже из Италии, из Пьяченцы. Когда я рассказала о нем Селине, она заставила меня несколько раз повторить: Пьяченца, Пьяченца... и с улыбкой вслушивалась в название города.

— Похоже на слово из стихотворения, — сказала она.

Я призналась, что раньше и сама так думала. Когда еще был жив папа, перед сном вместо чтения молитв и Евангелия я перечисляла всякие итальянские города: Верона, Реджо, Римини, Комо, Парма, Пьяченца, Косенца, Милан... Я часами представляла, как увижу их воочию.

— Ничего, еще увидите, — сказала Селина.

Я улыбнулась:

— Да, пожалуй, нет.

— Какие ваши годы — еще съездите в Италию!

— Может быть. Только, понимаете, я буду уже не той, что тогда.

— Вы будете нынешней, Аврора, или той, кем вскоре станете.

Я не выдержала ее взгляда и отвернулась. Потом Селина спросила, чем же меня так привлекает Италия, и я тотчас ответила:

— Ох, Италия! По-моему, это лучшее место на земле...