Юрий Рогоза - Музыка для богатых

– Погоди, а ты чего, сидел?! – В голосе Витька зазвенели нотки восторженного удивления. – Ну даешь, бурят! Я и не знал!..

– Нашо тебе чужое горе? – спокойно продолжал Харалдай. – Всяко у жизни бувае… Но, як не крути, а Марик Аронович, дай ему Бог усякого счастья, нам токо добро делает, шо – не так? Так. От и выходит, шо светлая он душа…

– Ага! Такая светлая, что ты, даже когда камлаешь, ее в упор не видишь! – заржал Витек.

– Я на Ароныча не камлав, не бреши, Витя, – невозмутимо возразил шаман. – А шо души его не вижу – так, может, цэе… духовно не дорос…

– Эй, господа квартиранты! – бодро прозвучало снизу. – Я дома!..

– Сейчас обосремся от радости… – криво улыбнулся Витек и повернулся к Никите: – Давай, братуха, действуй, потроши жида. Узнаешь что интересное – не забудь рассказать…

* * *

Въезжать в новый московский день было почти не страшно.

И не только из-за тумана, который маскировал лучший город земли до степени неузнаваемости, были и другие причины.

Во-первых, Никита не стал испытывать психику на прочность и перед самым выходом от души приложился к лечебному микеринскому порошку, во-вторых, приближение к столице было постепенным – уютный холл подъезда, стоянка, шлюз КПП с автоматчиком. А в-третьих, «эффект “мерседеса”» продолжал действовать – пролетающая за окном реальность со всеми ее угрюмыми сюрпризами казалась отстраненной и не более опасной, чем происходящее, скажем, на экране телевизора.

Но главным излучателем ни на чем не основанного спокойствия был сам Марик Циммершлюз, сидящий рядом. В легком черном костюме поверх тонкого бордового джемпера он выглядел еще роскошнее, чем вчера. К тому же явно побрился всего несколько часов назад, поэтому платиновый налет щетины только начинал проступать на его худых щеках.

– Как спалось на новом месте? – приветливо спросил он, когда машина поднырнула под ползущий вверх шлагбаум.

– Спасибо, хорошо, – честно ответил Никита. – Только знаете, Марик, у меня, ну… как бы это сказать, есть много вопросов…

– Это понятно, – не удивился Циммершлюз и запредельно-метросексуальным жестом поправил идеальную прическу. – Это только у матросов нет вопросов, потому что за лишние вопросы боцман сразу бьет в морду… Время для беседы у нас еще будет, обещаю, давай пока с предыдущим этапом твоей жизни разберемся. Как пели большевики: «Отречемся от старого мира…»

Последнюю фразу он даже не продекламировал, а коротко пропел.

– Вы так просто об этом говорите, – уныло отозвался Никита. Он в эту минуту как раз думал, как бы отодвинуть подальше встречу с реальностью, в которую Марик тянул его с таким бодрым оптимизмом.

– Нет, вот тянуть и усложнять мы точно не будем, хорошо? – сказал Циммершлюз. – Оно того не стоит. Я тут с утра подсуетился, собрал твои вещи…

– Какие вещи? – не понял Никита.

– Откровенно говоря, только не обижайся, – барахло полное. Что ни возьми. Я сначала даже решил не тащить его, а прямо там, во дворе, в мусорный бак бросить и спалить, но без тебя не решился. Напрасно, кстати говоря… Ты же молодой продвинутый парень, Никита, а живешь, как спивающийся бюджетник-непротивленец… Нехорошо… Как говорила одна мудрая женщина, Лора Кэбот, даже ведьмы должны понимать важность процветания…

Злость и возмущение, клокотавшие в душе Никиты и готовые вырваться наружу, не поспевали за стремительным Циммершлюзом.

– Погодите, вы что, были в Лаврушенском?!

– Ну да, – Марик закурил и сочувственно покачал головой. – Гиблая хата. Жуть!.. В такой кто угодно кровью блевать начнет. Да, кстати, держи сразу единственно ценное…

Последние слова Марик произнес без всякой иронии, наоборот – негромко и проникновенно, нагнувшись, вынул из бардачка плотный офисный конверт и бросил его Никите на колени.

Единственно ценное и правда было на месте – маленький латунный крестик, мятая голубая лента, пахнущая Настей, весной и вечностью, бабушкино кольцо, тонкая пачка старых фотографий…

– Вы, конечно, все пересмотрели… – укоризненно пробурчал Никита.

– За кого ты меня принимаешь! – возмутился Циммершлюз. – Так, пробежал глазами из любопытства… Да и времени особо не было! Захочешь – дома сам все не спеша покажешь.

– Не захочу, – зло отрезал Никита и, закрыв конверт, сунул его под куртку. – Кстати, мне все равно придется вернуться. За машиной…

– Это за синенькой такой? Которая во дворе стояла? На инвалидную мотоколяску похожая…