Виктория Райхер - Йошкин дом

— Ты дебил, Хези, — привычно отозвался Бухта.

Они посидели молча еще немного, после чего Бухта вспомнил, что вечером будет транслироваться неплохой баскетбольный матч, а в клубе наконец—то починили телевизор. Хези любил баскетбол, поэтому, при всех своих черных мыслях, он не смог не отреагировать положительно. Поговорили про баскетбол, перекинулись на футбол, перемыли косточки новой подружке полузащитника команды Маккаби, сравнили впечатления от последней игры. Хези постепенно увлекался, и говорил вполне дружелюбно — но вдруг неожиданно подавился собственными словами и затих, как выключили. Бухта не сразу, но заметил, что его собеседник смолк и замер, с глупым видом глядя на главные ворота базы. Авирам оторвался от ковыряния в собственном носу и поднял глаза.

От ворот, по центральной дорожке, яростно размахивая сумочкой и звучно цокая каблуками, шла Кармелла.

Талюша сидела дома и хотела суши. Дома сиделось хорошо, суши хотелось еще лучше, но дом был, а суши не было. Талюша хандрила.

Если бы можно было вот так взять и поехать, но нельзя. Во—первых, ну где их сейчас в десять вечера эти суши взять? Это же вам не пошел в магазин колбасы купил, это места надо знать. Талюша мест не знала, то есть знала, но такие, в которые нужно было долго и нудно ехать, а если десять вечера — то уже, пожалуй, и не успеть. Близких мест на предмет суши Талюша не знала, это тоже во—первых. Во—вторых, Талюша уже неделю болела насморком. Тяжелая болезнь насморк стирала грань между жизнью и прозябанием, и не давала самой совершать подвиги во имя себя. Смысл жизни мигал где—то в темноте, но целиком не просматривался. Талюша всхлипнула.

Сыновья—подростки числом три спали в своей как обычно захламленной комнате. Сыновья — это, конечно, хорошо, и Талюше все завидовали, потому что таких трое мужиков в доме и вообще. Но трое мужиков в доме — это в три раза больше стирать и в три раза больше готовить, а не в три раза больше удовольствия, как тут некоторые думают. Соседка Алевтина неизвестно что из себя строит. Думает, если она самая умная, то ей типа всё можно. Скажите пожалуйста. У неё, между прочим, одна всего дочка, и та не замужем. Если бы Алевтина была настоящим другом, она бы пошла сейчас и купила Талюше суши — тем более, что у неё и машина есть, а у Талюши нет. Когда Талюша получала права, инструктор сказал ей «счастливо, водите осторожно». Талюша бы и хотела водить осторожно, но машина была у соседки Алевтины, а у неё не было, поэтому водить осторожно она не могла. Алевтина сама, кстати, водит неосторожно. И зачем ей машина?

Алевтина за сушами для Талюши не поедет, это факт. Мог бы поехать муж, потому что муж, если мы об этом уже заговорили, на то и нужен, чтобы если что. Ни на что другое муж Талюши все равно не был годен, потому что смотрел футбол. Скопившаяся на небольшом экране фигова туча потных мужиков интересовала его гораздо больше, нежели родная больная жена, которой так хочется суши, что она вот—вот умрёт, но разве это кто—то ценит. Возможно, если бы мужу сказать «милый, купи мне суши», он бы и купил. Возможно. Хотя сначала долго объяснял бы, что нет денег (кстати, нет денег, да), а потом долго возмущался, какие—такие суши в середине ночи. Но купил бы. Возможно. Или нет. Для проверки этой гипотезы Талюше надо было докричаться до бесстрастной мужниной спины, после чего внятно и коротко, между двумя штрафными, объяснить, чего надо—то. Но болезнь насморк отягощалась хриплым горлом, а хриплая Талюша не имела ни малейшей надежды докричаться до телевизионного мужа.

Есть ещё, конечно, любовник Амвросий. Ученый, между прочим. Да. Но с любовником Амвросием всё просто: ученый, он и есть ученый. Нет, конечно, бывают и хуже, Алевтина вон вчера привела я вообще молчу, а у Амвросия, между прочим, профессорская ставка, не хухры—мухры. Любовник Амвросий был красив, умён, преимущественно добр и хорош в постели, когда мог. Мог Амвросий нечасто, объясняя это сложной внутренней жизнью и общей ослабленностью организма к сорока пяти годам. Талюшу Амвросий, в общем, устраивал, потому что когда он—таки мог, он—таки мог хорошо. Но если бы Талюша позвонила ему в десять вечера и попросила всё бросить и поехать привезти ей суши, любовник Амвросий сказал бы ей что—нибудь вроде «Не капризничай, Авиталь. Не маленькая. У меня сложная внутренняя жизнь, сорок пять лет и кризис среднего возраста. Я люблю тебя безумно, настолько, насколько позволяет напряженная международная ситуация. Какие среди ночи могут быть суши???». Талюша вздохнула. Действительно, какие среди ночи могут быть суши. Хоть удавись.