Энтон Майрер - Однажды орел…

— Они запрашивают цену в расчете на то, что вы будете торговаться, — заметил он однажды.

— Я знаю, — ответила она. Ее лицо становилось намного моложе и привлекательнее, когда она улыбалась. — Но не хочу торговаться.

— А вы всегда делаете только то, что хотите?

— Конечно! — ответила она, смеясь, и, как-то по-особому поднимая подбородок, откинула назад спавшие на лоб волосы, будто давая понять этим жестом, что разговор на эту тему больше не интересует ее. — А что, разве это плохо?

— Думаю, что нет.

Ему никогда в жизни не приходилось видеть таких, как она. За каких-нибудь два часа она истратила денег больше, чем он видел их за всю свою жизнь. А теперь вот она спрашивает его, что он больше всего любит из еды, какой у него дом, собирается ли он остаться в армии, когда истечет срок контракта. Неожиданно замолчав, она сосредоточенно наблюдала за оживленными потоками людей на улицах. Ее изумительные белокурые волосы падали длинными локонами на шею. Во всем ее облике и в движениях проскальзывала какая-то едва уловимая праздность состоятельного и опытного человека. Ее отец был каким-то непонятным для Брэнда образом связан одновременно и с импортно-экспортным делом и с армией; теперь он находился на острове Минданао. Ее мать развелась с ним и снова вышла замуж за кого-то из кинопромышленников. Сама Эстелла была недавно в Париже и намеревалась снова поехать туда через год, а может быть, даже и раньше…

Во второй половине следующего дня она попросила отвезти ее на горный хребет Тагейтай. Они взбирались наверх по извилистой дороге, мимо пригородных домиков, объезжая запряженные буйволами повозки, наполненные пальмовыми листьями, или кокосовыми плодами, или бамбуком. На плоских берегах горных ручьев они то и дело видели женщин, которые выколачивали белье и громко переговаривались друг с другом под глухие хлопки вальков, а рядом под деревьями весело играли их дети.

— Что это за жизнь?! — тихо сказала Эстелла. Брэнд повернулся и удивленно посмотрел на нее.

— Они живут очень хорошо. Это гордый народ.

— Да? — спросила она, изумленно приподняв брови. — Я, кажется, заслужила упрек. Вы знаете кого-нибудь из филиппинцев?

— Конечно, знаю. Несколько человек.

Он рассказал ей о вечерах, проведенных в семье Луиса, о тесной закопченной хижине из волокон и листьев пальм, о большом чугуне, полном свинины и риса в уксусе, о стеклянных и тыквенных сосудах с лимонным соком или мякотью, о пальмовом вине, о сидящих по углам и грызущих сахарный тростник детях, о смешных разговорах с помощью жестов.

— Я бы хотела узнать каких-нибудь филиппинцев, — сказала она с оттенком зависти. — Я имею в виду кого-нибудь кроме тех, которые прислуживают нам дома.

— А что вам мешает? — спросил он, махнув рукой в сторону филиппинцев. — Вон они…

— Я не могу, — возразила она.

— Почему?

— Просто потому, что это не принято, Джо.

— Но если вы можете в одно утро закупить чуть ли не половину того, что продают на рынках Квиапо, то с таким же успехом могли бы поехать в пригород и познакомиться с филиппинцами…

Это показалось ей забавным.

— Вы прелестны, Джо. Просто прелестны…

— А что тут прелестного?

— Такая наивность… Это очаровательно.

Через несколько минут они добрались до вершины, и она попросила его свернуть в небольшую рощу дикорастущих дынных деревьев. Такой великолепной картины Брэнд никогда не видел. Ему приходилось бывать на вершинах гор и любоваться с них внушающими благоговение пейзажами, но то, что он увидел сейчас, было просто божественно. Внизу под ними раскинулось озеро Тааль. Оно простиралось от подножия Тагейтая до величественных пурпурных горных массивов на противоположной стороне; по темно-синей глади озера скользили многочисленные шлюпки-банки с похожими на волшебные крылья золотистыми и алыми парусами; на расположенных террасами склонах, покрытых густой зеленью, по рисовым полям двигались едва различимые сгорбившиеся фигурки людей. С озера прямо им в лицо дул приятный ветерок.

— Как игрушечные, — прошептала Эстелла, — крохотные игрушечные человечки…

Скользнув взглядом по спускающимся до самого озера уступам зеленых террас, Брэнд сказал:

— Представьте себе, что вся ваша жизнь проходит в труде на каком-нибудь из этих участков. Вся жизнь…

— Что ж, они только на это и годятся, — ответила Эстелла. Резко повернувшись, Брэнд бросил на нее полный возмущения взгляд, но тут же понял, что она подсмеивается над ним. Улыбнувшись, он откинул голову назад и долго восхищенно смотрел на нее. Эстелла ответила ему пристальным взглядом, ее губы раскрылись в зовущей улыбке… В следующий момент она неожиданно бросилась в его объятия и, лихорадочно дрожа всем телом, дарила и дарила ему свои жадные, горячие поцелуи…