Тулепберген Каипбергенов - Каракалпак - Намэ

— Ничего, сынок, это не самый большой порок. Терпи. Другим жены и хуже достаются.

— Да я уж свыкся. Терплю.

Ну да поможет вам бог, он все видит, все ведает.

Сказал так Адам-ата и поехал ко второй дочери, к той, что замужем за коренастым весельчаком.

Его и тут приняли радушно. Вкусно покормили, мягко постелили. Наутро, собираясь в дальнейший путь-дорогу, отзывает он зятя в сторонку и наедине спрашивает:

— Скажи-ка мне, как мужчина мужчине. Доволен ли ты своей женой?

— Спасибо за дочку, Адам-ата. Я-то доволен. Со мной она ласкова. Такая преданная, такая верная жена, какой ни у кого в мире нет. Все старается рядом со мной быть, в глаза мне заглядывает. О добре нашем общем печется. Одно плохо. Что ни день с соседями лается. И гостей не любит. Как войдет человек в дом, так она нет чтобы услужить, все ворчит да рычит. Перед людьми стыдно.

Терпи, терпи, сынок, судьба, знать, у тебя такая. Уповай на бога, он знает, что творит. А жену не обижай, она у тебя не худшая.

Приезжает он к третьей дочери, к той, что отдана парню, который не спешил. И здесь его ждал достойный прием. Собираясь поутру домой, подошел он к третьему зятю и спрашивает:

— Расскажи мне, как живете-поживаете?

— Нормально, Адам-ата, живем, как все люди. Если днем поссорились, то к вечеру помиримся. Если мне туго, она меня приласкает, если ей не по себе, я ее утешу. Особо хвалиться нечем, но и жаловаться, слава богу, тоже не па что.

Тут и понял Адам-ата, что это и есть его истинная дочь. Тут-то и задумался он: а кто же те две? Тут-то и вспомнил, что в день, когда стало у него три дочери вместо одной, в день, когда он всех трех просватал, в этот день исчезли из его дома кошка и собака.

С тех пор люди говорят, что из каждых трех женщин лишь одна происходит от женщины, а две другие от кошки с. собакой.

И еще. Давным-давно на один мирный аул напали враги и пленили всех мужчин от старого старика до малого младенца. Они стояли со связанными руками, уже готовые идти в рабство. А поодаль стояли женщины, и плакали, и голосили, и проклинали свою судьбу. Вдруг от толпы женщин отделилась одна и направила стопы свои прямо к предводителю врагов. Глаза ее были сухи, лицо ее было строго.

— Ты — победитель, — сказала она. Победитель должен быть великодушен. Яви же свое великодушие.

Предводитель врагов не ждал такой решительности от женщины. Понравились ему слова ее.

- Какзовуттебя? — спросил он.

— Бибиайша.

— Если бы мужчины вашего аула были столь же смелы, то не стояли бы теперь со связанными руками. Скорее уж, они пленили бы нас.

— Я бы и в этом случае воззвала к великодушию победителей, — ответила Бибиайша.

— Вот как? — еще больше удивился предводитель. — А у тебя самой кто здесь?

— Отец, муж и сын.

— Хорошо, — сказал предводитель. — Будь по-твоему. Я внемлю твоим словам и выкажу свое великодушие. Одному из них ты можешь развязать руки. Оностанется с тобой. Выбирай…

— Отец мой, — сказала Бибиайша, подойдя к белоголовому старцу, — я люблю тебя. Но женщина, ставшая женой, принадлежит уже не родителю, а мужу.

— Сын мой, — сказала она, подойдя к десятилетнему мальчику, — я люблю тебя, но материнская любовь делится поровну между всеми детьми, и теми, кто есть, и теми, кто еще будет.

После того подошла она к мужу и развязала веревки на руках его.

Увидев, каково решение Бибиайши, предводитель врагов воскликнул:

Когда бы моя жена была столь мудра и преданна, я бы ни о чем ином и не мечтал. За твой ум, смелость, за твою любовь я приказываю немедля освободить всех мужчин вашего аула.

Есть у меня нательный талисман. Есть зарубка на память, Каждый раз поутру, натягивая носки, я вижу отметку, оставленную острием кочерги между пальцами, и тут же словно слышу строгий голос матери: «Слушай, что люди говорят».

Помню, перед посиделками моя мать собирала всех девушек и перво-наперво кормила их вареными яйцами или жареным просом с маслом. Бывало, какая-то из них упрямилась или говорила, что сыта, но избежать этой своего рода «предобеденной трапезы» никому не удавалось. Мать чуть ли не силком впихивала в них еду, потому что, но обычаям, девушка должна быть скромна и неприхотлива, должна пореже протягивать руку к дастархану. А вот чаю пить, напротив, она может много, потому что это свидетельство ее сытости. Ведь сытому человеку хочется пить. Не так ли? Если даже и не так, то все равно по обычаю считается, будто сытому должно хотеться пить. А коли так считается, то и не нужно нарушать обычай.