Тулепберген Каипбергенов - Каракалпак - Намэ

Джигиты тут же побежали по своим домам, и каждый взял лопату или кетмень. Но родители джигитов, узнав обо всем, пришли к Айше и говорят: «Такая работа одному парню не под силу. А если все они выйдут рыть канал, то кому же ты посвятишь свою жизнь?» «Всем», — ответила Айша.

Не поняли ее люди, подумали, что она хочет стать неверной женой, а потому прогнали Айшу из аула и даже чуть не забросали камнями. Вот так-то.

— Да, всегда плохо, если человека понимают превратно.

— А как еще истолковать ее слова?

— А вот слушайте. Ушла Айша из родного аула, но от мысли своей не отказалась. В соседнем ауле она снова собрала джигитов и сказала им то же самое. Соблазненные ее красотой, все джигиты вышли рыть канал, и, когда работа была окончена, когда по прокопанному руслу хлынула вода, Айша встала на берегу и крикнула: «Джигиты! Спасибо вам! Рахмет! Теперь я сдержу свое слово. Жизнь мою я посвящаю всем вам!»

Сказав это, она бросилась в воду и утонула.

Ветка с плодами тянется к корням. Взрослый человек тянется памятью к своему детству, а народ — к своему прошлому.

От каждой раны остается след. Названия холмов, долин, рек и каналов на карте Каракалпакии — зарубцевавшаяся боль. Каким только испытаниям не подвергался мой народ: и бедствия были, и мор, и напасти, и нашествия. Когда заносились песком реки, он поливал землю своим потом — не этот ли соленый пот выступает теперь солончаками? Когда обрушивались холода, он согревал землю своим дыханием — не потому ли в злейшую стужу во многих местах почва не промерзает? Люди, жившие здесь, превратили гиблую землю в плодородную. На карте мира есть всего два участка, названных Барса-кельмес — Пойдешь — не вернешься. Оба — на территории Каракалпакии. Это район пустыни и остров в Аральском море, когда-то единый и зловещий Барса-кельмес. И сегодня вряд ли кто поверит, что родина черношапочников некогда представлялась людям земным адом, откуда живому нет возврата. Лишь маленькая железнодорожная станция удивляет своим названием едущих мимо пассажиров: Барса-кельмес — «Пойдешь — не вернешься».

Шестеро нас, рожденных от одного отца и одной матери. Четыре брата и две сестры. У каждого свой нрав, свои привычки и причуды. Но, однако же, при всей разности можно сказать, что они — пятеро младших — гораздо больше схожи меж собой, а я — старший — вроде бы наособицу. Не только мне это кажется. Они сами так говорят: «Ты какой-то другой. Воспитали тебя, что ли, иначе?» И действительно, разница, по всей видимости, именно в воспитании.

Я — первенец у матери с отцом, первый внук у бабушки с дедушкой, которые стали как бы «старшими родителями» моими. Под перекрестным вниманием четырех родителей я и воспитывался. У каждого из четырех что-то перенимал. Собственно говоря, от младших братьев и сестер тем, вероятно, и отличаюсь, что в большей мере, чем они, являюсь воспитанником бабушки и дедушки, я дольше прожил с ними, застал время, когда они — бабушка с дедушкой — были еще людьми отнюдь не старыми, а всего лишь пожилыми.

Мой дедушка Хакимнияз, или, как его звали все домочадцы, просто Хаким, не отличал алиф от черточки, [20] Note20 Поговорка, означающая: был совершенно безграмотным; алиф — первая буква арабского алфавита. но тем не менее всегда был в курсе последних событий, быстро улавливал любые веяния времени. И вообще тянулся ко всему передовому, прогрессивному. Бабушка Бибизада, напротив, свято блюла заветы старины и всяческих нововведений не одобряла. Словом, люди они были, как ныне принято выражаться, диаметрально противоположные. Но…

Но никогда не ссорились. Жили дружно на удивление. Я не припомню случая, чтобы один из них хоть раз повысил голос на другого.

Бабушка Бибизада была набожна и молчалива. Изредка, под настроение, она могла разговориться и тогда рассказывала множество различных сказок, легенд, притч и невероятных случаев, но все они непременно завершались повествованием о «каре божьей», о наказании, которое Аллах послал грешнику, при этом «кара» была порой столь суровой, что даже дедушка (отнюдь не атеист) и мои мать с отцом (тоже верующие) приходили в замешательство и мрачнели. Во время бабушкиных рассказов создавалось впечатление, что в помещении сразу становится темно, будто задернули занавески или опустили полог юрты.

Помнится, поступив в школу и узнав кое-какие сведения о пользе наук и вреде религии, я искренне постарался просветить бабушку. Но она упорно не желала прислушиваться к доводам ученых. Она говорила, что каждый — сам себе голова, каждый в одиночку родится, в одиночку и помрет, каждый один раз на свете живет и сам перед богом отвечать будет. А потому никто ей не указчик, сама знает, что делает.