Тулепберген Каипбергенов - Каракалпак - Намэ

Сказала это и бросилась в объятья попрошайки. А тут, значит, и возвращается наш кроткий. Смотрит — глазам своим не верит и ничего понять не может.

— Иди прочь! — кричит дивану. Уходи! — приказывает ханская дочь.

Кроткий хотел было все объяснить… Да куда там. Дивану кричит — он теперь своего везения упускать не станет. Девушка не верит. Да и как ей поверить, если в грамоте отцовской прямо сказано: «Выходи за того, кто подле ложа твоего сидит». Чтоб отвязаться от кроткого побыстрее, она велит слугам одарить его черной шапкой и взашей прогнать из дворца. Слуги так и сделали.

Не наш ли это предок?

Моя бабушка говорила:«Какой дом в согласии живет, тот дом и счастлив. А если с миром, согласием да со счастьем, так чего же и не жить? Каждый тогда смог бы до ста лет дотянуть. А человеку жить надо долго.

Вот говорю так, а сама-то не хочу долго тут оставаться. Все мои сверстницы уже ушли. Даже на похоронах некому будет вспомнить всю мою жизнь, некому будет сказать обо всех моих годах. Хоть и жива еще, а уж ушла жизнь, как вода в песок. И вроде бы на одном месте живу, а словно в другой мир перекочевала. С кем росла, с кем жила рядом — никого не осталось».

И еще: «Есть такие люди, что, когда их хвалишь, они боятся: а вдруг другие не услышат или услышат, да не поверят. Зато когда сами кого хвалить начнут, то боятся, что это могут все услышать и все могут в это поверить…»

Обычно человек, решивший поведать о себе, начинает с самого начала — прямо со дня своего рождения.

Я же такой возможности лишен. Да и вообще разве столь уж важен день появления на свет? Разве главное не в том, что произошло с человеком после этого самого дня?

Когда я впервые решил покинуть аул и отправиться в город на учебу, то потребовался паспорт, а его не выдают без метрики. Отправился в аулсовет, но там в различных документах не только день, но и год моего рождения обозначен по-разному. Я — домой, но и здесь отец говорит одно, а мать — другое. Долго спорили, наконец дедушка решил, что нужно идти в город, в районное отделение загса.

Когда я осторожно отворил дверь кабинета начальника районного загса, то заметил, что возле начальника сидит пожилой человек. Судя по облику и манерам, можно было предположить, что это местный коше-бий. Два таких влиятельных лица в одном кабинете для меня, аульского паренька, было уже слишком. Я отпрянул и хотел закрыть дверь, но заведующий загсом (человек лет тридцати, еще не снявший военной гимнастерки, только погоны спорол, и теперь на их месте темнели полоски) успел заметить, правда, не меня, а стоявшего сзади моего дедушку, и громко пригласил:

— Заходите, уважаемый! Метрика, что ли, нужна вашему внуку? — сразу догадался он.

Землистое лицо дедушки сразу расплылось в улыбке, так что даже морщины словно на миг разгладились.

— А когда вы сами родились, уважаемый аксакал? — спросил заведующий.

— Честно скажу, не знаю, — признался дедушка.

— А как вас зовут?

— Имя, которое трижды выкликнули при моем рождении, Хакимнияз.

— А где это записано?

— И этого тоже не знаю, однако, сколько себя помню, я всегда был Хакимниязом. Отзываюсь и когда кричат: «Хаким!» Так обычно зовут меня торопыги. Да, кстати, — обрадовался дедушка, — имя мое есть и в бумагах. С первых лет Советской власти как только какое собрание или заседание, так всегда проверяли, кто пришел, а кто отсутствует. Там всегда и мое имя выкрикивали.

— Да-а-а, — проговорил заведующий значительно и задумался на минуту, — Да,- повторил он. — Вы, уважаемый Хакимнияз, истинный каракалпак. Такова же и судьба нашего народа: когда и где появился, неизвестно, откуда имя его — тоже неизвестно, но на имя это он всегда отзывается.

А наши древние предки в те далекие времена назывались печенегами. Печенеги-пешенели, что значит «люди с широкими лбами». Это имя они получили за то, что умели в лоб встречать любого врага и не пропускали его через ряды свои.

С радостью принял наших предков Длиннорукий царь. Выделил им земли на окраине державы своей. Велел каждому воину надеть на голову черную шапку. В царстве Киеу-Урус такие шапки назывались клобуками. Оттого и весь народ стал именоваться «черные клобуки». Начали черношапочники дружить с урусами. Выдавали за урусов дочерей своих и женили своих сыновей на дочерях урусов.

Породнился народ с народом, и старейшины черио-шапочников дали клятву Длиннорукому царю. Клялись умереть за землю эту вместе с сыновьями этой земли.