Тулепберген Каипбергенов - Каракалпак - Намэ

— Это точно, съестным я не запасся, зато у меня в запасе есть множество таких вещей, которые облегчат вам дорогу.

— Что за вещи такие? — спрашивают странники.

— Это шутки, загадки, притчи, предания, — отвечает дервиш. — Пока мои ноги будут идти, а язык ворочаться, я вам такого понарасскажу, чего вы и в жизни-то не слыхивали.

Задумались странники. Кто в затылке скребет, кто бороду оглаживает. И тут самый старый и мудрый из них сказал:

— Нужный человек. Возьмем его с собой. Взяли они дервиша и не пожалели о том.

Мать меня утешала и успокаивала, стараясь внушить мне, что писательство вовсе не такое уж никчемное и дармоедное занятие. Как и в прошлые мои приезды, она стремилась побыстрее выпроводить меня обратно в город, считая, что в ауле мне делать нечего.

Впрочем, о значении литературы я и сам имел представление. Но какой литературы? Этот дервиш мне не пример. Я тоже знаю уйму всяких сказок, преданий, притч и назиданий, сам видел множество интереснейших случаев, от других слышал массу невероятнейших и поучительнейших историй, но для литературы этого мало. Надо еще знать, кому и зачем все это рассказывать.

Никогда не мечтал я писать занимательно-развлекательное чтиво, чтобы скрашивать досуг трудящихся после напряженной работы. Не мечтал и писать нечто подбадривающее в пути, увеселяющее в дороге. И подходить к общему дастархану с шутками и прибаутками тоже не собирался. Да и не мастак я по этой части.

Нет, тот дервиш мне не пример. Вот если бы он, как человек много странствовавший, многое повидавший, рассказал своим спутникам о том городе, куда они направляются, объяснил бы им, какие трудности ждут их на пути и как трудности эти преодолеть, если бы он не развлекал, а увлекал — тогда другое дело.

Но для этого нужно знать, куда идут люди и ты вместе с ними. Знать, от чего ты хочешь их предостеречь, о чем предуведомить.

Не зря Аган Никифорович Сидоров говорил, что писатель должен обладать не столько каким-то особым видением мира, сколько хоть минимальным предвидением.

Мой народ вот уже два с лишним века ведет оседлую жизнь, но ведь все равно он движется, движется во времени, движется в пространстве, вернее — двигает, изменяет пространство, которое он обжил и освоил. Движется в помыслах, в мечтах, в сознании своем.

И я должен понять, куда он идет, и предвидеть то, что ждет его на этом пути.

Шутка сказать — предвидеть путь народа. Не очень-то скромное намерение. Пусть так, но не стоит забывать, что из скромности можно сделать уступку кому-то или чему-то, но совершить поступок из скромности — такое еще никому не удавалось.

Мой отец говорил:«Тот не джигит, кто дожидается приглашения. Джигит сам решает, куда ему нужно скакать и где он сейчас нужнее».

Как я провел три месяца в ауле — это неинтересно. Даже мне вспоминать неинтересно, и вряд ли кому-нибудь будет интересно читать.

Через три месяца я вернулся в город.

Есть поговорка: лучше раз увидеть, чем сто раз услышать.

Мой дедушка говорил иначе:«Что толку увидеть тыщу лиц, лучше узнай хотя бы имя хотя бы одного человека».

На мой взгляд, задача литературы — или, по крайней мере, одна из ее основных задач — узнать подлинное имя всего сущего в мире.

Назвать все сущее по имени и по отчеству, то есть не только знать, как правильно именовать то или иное, но и понимать, откуда что пошло, что от чего происходит.

Впрочем, это я теперь так думаю, а тогда — в середине пятидесятых — просто чувствовал, что мне не хватает знаний. Нет, речь не о знаниях, которые можно приобрести, изучив различные науки (их, конечно, тоже не хватало, но не в том дело), речь о знании жизни, знании людей. Знание народной жизни — может, это и высокомерно звучит, но без такого знания нет смысла брать в руки перо и водить им по бумаге.

Притча, рассказанная «дедушкой-юристом». Как-то весной, когда бушевала гроза и хлестал проливной дождь, в одном доме собрались люди. Они слушали мудреца.

Дверь была открытой. Через нее мудрец увидел, как по дороге, увязая в грязи, беспрестанно поскальзываясь и падая, бредет маленький мальчик. Мудрец выбежал под ливень, взял мальчика на руки и принес в дом. Мальчуган аж посинел от холода, дрожал и стучал зубами, слова выговорить не мог. Мудрец быстро раздел его, отжал одежду и повесил ее сушиться возле очага. Когда одежда подсохла, а дождь прекратился, он одел малыша и вывел его за дверь.

— Спасибо, дедушка, — сказал мальчик, — пусть бог вас высушит.