Тулепберген Каипбергенов - Каракалпак - Намэ

Пересмотрел много разных дел, всё скукота одна: тот зарезал из ревности, тот подрался по пьянке, а тот украл как мелкий жулик, а попался как большой дурак. П вдруг встречаю случай — так и просится в сюжет.

Представляешь: заходит это он в магазин и прячется среди манекенов. А ночью взял, что ему нужно, выбил витрину — да и был таков.

Ну? А?!

Начал я внимательно изучать дело, глядь — а преступник-то из нашего рода.

Род наш всегда честностью славился. Ни единого преступника в нём отродясь не было. Поэтому и не стал я порочить сородичей своих. Пришлось отказаться от замысла. А жаль…

Жаль. Такой случай. И ведь как придумал-то хитро. Молодец! Что ни говори, а умный человек. Я даже позавидовал его мудрости. Почему это мне такая мысль на ум не пришла? Ведь как просто: постоял среди манекенов, а потом раз — и на всю жизнь обеспечен, и не надо для прокорма ничего писать. Даже детективов…»

Т… сердился: «Сегодня все стремятся стать новаторами. Слова во фразе переставит и уже требует, чтобы это открытие признали. Как же, все говорят: «Аму впадает в Арал», а он первый сказал: «В Арал впадает Аму», — новатор, да и только.

Или вот еще: узнали, что в других литературах есть сонеты, элегии и баллады, и вот уже соревнуются, кто быстрее перенесет это на нашу почву: «Я — автор первого каракалпакского сонета!», «А я первым в истории отечественной литературы создал балладу па каракалпакском языке!»

Аплодируйте, впишите это красными буквами в историю, ставьте памятник автору…

Мой сосед первым в нашем ауле дом шифером покрыл. Так что же, его теперь за это великим зодчим именовать? Так, что ли?..»

3… поддержал: «А что сонет? Ну, четырнадцать строк, ну, катрены и терцеты, а дальше что? Это все равно как сказать: прекрасен кувшин на четырнадцать литров. Не это важно, а что в кувшине — масло, вода или пустота…»

22 октября 1955 года. Н… рассказывал: «Представь себе, до чего же необразованны наши критики. Недавно один из них обругал меня за то, что моей книге предпослан эпиграф. Да-да, эпиграф. Дескать, в эпиграфе уже выражена главная идея моей книги, так что саму книгу я мог уже и не писать. А если идея в моей книге другая, то тогда зачем же я брал эпиграф, зачем вводил читателей в заблуждение? Ну как тебе это нравится?

Прочитав это, я тут же вспомнил один случай. Сижу как-то в ресторане, а напротив какой-то толстяк ест суп. Вдруг оп сморщился и вынимает изо рта лавровый лист, держит его двумя пальцами и зовет официантку.

— Что за безобразие! — кричит он, — Почему в еду попал лист? Я, — кричит он, — журналист! (Врет, я всех журналистов в Нукусе знаю, а его впервые видел.) Вот, — грозит он, — как напишу фельетон. Как пропесочу, как раздраконю, как протащу, как опозорю вас на весь свет, тогда будете у меня знать, кому в суп листья подсовывать!

Шум, гам, тарарам. Позвали шеф-повора. Шеф-повор тому «журналисту» объясняет, что это, дескать, не простой лист, а лавровый, что есть его не надо, он в еду для аромата положен.

Но толстяк не унимается:

— Я, — кричит, — суп заказал, чтоб его есть, а не чтоб нюхать!

Тут в спор вмешались другие посетители. Все вразумляют толстяка, а он упирается, стоит на своем. Скандал, да и только. Я до конца не стал сидеть. Все равно аппетит испортился. Расплатился и ушел.

А недавно подумал: а что, если я напишу для вас статью, перескажу этот случай и поделюсь с читателями своими мыслями об эпиграфе, о его роли в литературе? Я уже и название придумал: «Эпиграф — брошь на платье литературы». Ну как?..»

24 октября 1955 года. Ж… оправдывался: «Все кричат: «Плагиат! Плагиат!!» Разорались. Рады унизить мое достоинство, опорочить мое славное имя. А того понять не хотят, что никакого плагиата и не было. Да, не было. Была простая ошибка. Можно даже сказать, что не ошибка, а описка.

Перевел я неизвестные стихи известного казахского поэта. И случайно написал свое имя не снизу, не под стихами, а сверху. Вот именно случайно, по присущей мне привычке. Ведь над своими стихами я привык ставить свое имя.

Отнес перевод в газету. А там сидят одни ротозеи, разини сплошь. Совершенно невнимательный народ эти газетные работники. Нет чтобы исправить мою ошибку, а они взяли да так, не проверив факты, и напечатали.

Что мне осталось делать? Не мог же я подводить себя и их. Я пошел им навстречу, решил не ставить их под удар и промолчал. В итоге поплатился за свою же сострадательность.

Вот я тебе случай расскажу. В нем запечатлена правильная народная мудрость.