Учитель математики был молод, но это еще не преимущество, поскольку и учитель литературы тоже не старик. Но вот в чем он оказался вне конкуренции, так это в нарядах. Щеголь был. Особенно хороши были лакированные туфли. Во всем городе таких ни у кого не сыщешь. При ходьбе они мелодично поскрипывали этаким полушепотом: шийк-шийк-шийк.
В тот день, когда мы узнали о замужестве «тетушки литературы», кто-то из ребят крикнул нашему учителю: — А оказывается, поскрипывание туфель притягательней, чем чтение стихов.
Учитель покраснел как перец. Улыбнулся и, резко, по-солдатски развернувшись на каблуках своих разношенных сапог, вышел из класса. Больше мы его не видели.
Вместе с тем учителем ушла, казалось, и моя последняя надежда стать поэтом.
В день переходных экзаменов со второго курса на третий к нам вошел сам директор училища Адылов. Он сначала по журналу сделал перекличку и, убедившись, что все на месте, предложил:
Кто согласен на среднюю оценку по языку и литературе? Средняя выводится по пяти последним оценкам. Поднимите руки.
Мы их конечно же дружно подняли, ведь бывший учитель литературы со дня появления «адебият-апа» стал гораздо щедрее и не скупился на высокие баллы. Адылов кроме должности директора педучилища занимал пост заведующего гороно и был также народным судьей первого участка города Ходжейли. В те годы дельные и образованные люди частенько занимали сразу несколько постов, это началось еще с войны, когда в тылу явно не хватало квалифицированных и опытных людей. Теперь ко всем должностям и обязанностям Адьтлова прибавилась еще одна. Он начал вести у нас каракалпакский язык и литературу. Кое-кого это пугало (идти на урок как на суд- страшновато), но многие и обрадовались (что ни говорите, но если твой учитель в одном лице являет весь педагогический олимп города, то тут есть чем гордиться).
Адылов говорил:
«…Учиться литературе — значит, учиться жизни. Для тех ребят, кто этого хочет, всегда откроется дверь моего кабинета, вернее, все двери моих кабинетов и в педучилище, и в гороно, и в суде…»
«…Язык — основное жизненное имущество народа. Много есть расхитителей этого имущества, но вы — будущие учителя — обязаны его охранять. Учитесь грамоте по книгам и газетам…»
Из газет:
«…Литературный каракалпакский язык как язык письменный стал формироваться начиная с 1924 года. С этого времени начала выходить и первая газета. Печаталась она арабскими буквами».
«…В 1930 году арабский алфавит был заменен латинским…»
«…В 1940 году вместо латинского алфавита была принята кириллица. С принятием ее открывались большие возможности, — пользуясь одним алфавитом, люди могли читать и писать сразу на двух языках…»
Адылов говорил:
«…Вместе с русским языком к нам прибыл большой караван культуры. Грузом этого каравана были лучшие книги всех стран мира и всех республик Советского Союза. Ясно, как солнце днем и как луна ночью, что с тем же караваном вернулось к нам и знание своей истории, отраженной в летописях других народов, и саженцы будущей культуры. Если говорить, применяя не древние образы, а сегодняшние сравнения, то можно сказать, что русский язык стал для нас мостом, который связывает нас со всем миром…»
«…Переводы несомненно обогащают и нашу литературу, и наш язык. Да, и язык тоже, потому что переводчик в поисках подходящего слова вынужден и вспоминать слова древние, полузабытые, и придумывать слова новые…»
«…Не надо бояться новых слов, если они понятны людям. Не стоит бояться и слов иноязычных, чужеродных. Если другой народ придумал яркое, емкое название для предмета или явления, то почему бы и не воспользоваться этим названием. Говорят, что не нужно заново изобретать велосипед, но и тем более не нужно заново изобретать название для велосипеда…»
«…Но и слишком переимчивыми тоже быть нам не пристало. Не нужно подлаживаться под других, подстраиваться, обезьянничать. Есть у нас поговорка: «Если твой приятель крив, то и ты зажмурь один глаз». Ну а если приятель лыс — волосы на себе повыдергивать? И так далее? От подобных поговорок, от подобных вековых мудростей нам пора отказываться. Больше они нам не понадобятся…»
Из уроков, которые проходили в судейском кабинете Адылова. Мы вошли в кабинет к Адылову, когда там уже сидел парнишка лет двенадцати, но лицом он больше походил на безбородого старика.
— А ну, сынок, если ты мужчина, то не виляй и не выкручивайся, а говори всю правду. Почему ты ударил топором своего гостя?
Читать дальше