Егор Радов - Рассказы

— Молчать! — кричат всем роящимся мыслям, и слова более не рождают красивых ассоциаций. Снова столовая не есть новая столовая, и просто здесь молено поесть и некому говорить «спасибо» — все делают своё дело, и кому-то более легко, но, значит, он молодец — этот мальчик, которого уважают мальчики! Мужская дружба — вершина человеческих отношений, и столовая синего цвета наполнит свою уборную утробу мальчишеской начинкой, которая вмиг обратит в испражнение всю нехитрую сервировку и множество дозированных баланд, имеющихся на столах, которые стоят в подневольном шахматном порядке внутри несъедобного помещения, словно мальчики, обезличенные вконец и принявшие послушный четвероногий вид.

Обед — и друзья повара просят чего-либо более концентрированного, чем жиденькая трапеза, основывающаяся на скрытых возможностях человечьего организма, который приемлет всё и даже насекомояден, если нужно, а то и по собственным пристрастиям. Это гордый волк, рыскающий в снегах, требует свежей крови и парного мяса, словно аристократ синих лесов и живописных полян, а мальчик человеческий может жрать всё, что растёт, прыгает или летает, и даже гнильё — не предел ему. Он, словно паразит, сосущий калории, ему всё пойдёт, он везде найдёт ценную питательную основу; и, как сине-зелёная водоросль, он будет цепляться за своё животное существование, даже поедая перегной, чтобы дух ещё теплился в завшивевшем теле, вместо того чтобы красиво сдохнуть, обратя голодные глаза в пустое небо, и хотя бы раз победить свой живот, отказавшись от дерьма, раз нету шампанского!

Вот она -

водопроводная суть человека, чёрная дыра посреди чёрной земли, пищеварительный центр сгорания божеских бессловесных творений, конвейер кишок, язвенная болезнь суши, ранящая и гордый океан! И хоть мальчик пользуется прокисшим минимумом, он тоже готов поедать китов и динозавров — и можно поинтересоваться, сколько вообще динозавров за жизнь свою съедает это маленькое мужское существо? Но динозавры вымерли, поступив как настоящие мужчины, чтобы внушительные туши их не разрезали на котлетки и колбаски и чтобы не пихали их в рассортированном виде внутрь консервных упаковок, которые будет поедать какой-нибудь обезумевший мальчик в туалете, чтобы никто не видел, что он спёр эту рептильную баночку на разгрузке машины, с вечным мясом тираннозауруса рекса!

Вот так-то вот и происходит очередной человечий обед — под ритм жующих челюстей ворочается внутри голов какая-нибудь общая мысль. Ведь всех мальчиков, как представителей одного вида, волнуют одни и те же вещи.

А потом снова — "встать!" — и работа, всё с той же кувалдой и с теми же словами, ждёт всех, чтобы длиться хотя бы и заполночь — пускай мерно работают человеческие организмы, ведь поэтому это и человек, чтобы трудиться. Это медведь может спать всю зиму или просто ходить по лесу, наслаждаясь своей дикостью, а мальчик, будучи существом с большим количеством извилин внутри черепа, должен работать, чтобы мысль не стыла в жилах, но развивалась вместе с преображаемой действительностью. Мальчик вновь станет таскать грузы в новое место хранения, и теперь ничто не остановишь, потому что родился смысл и количество перешло в качество, а усталая физиология будет наградой за вырвавшийся из-под контроля дерзкий неоплаченный труд, который становится самодостаточной целью.

Но конец всё равно когда-нибудь наступит, и для того и существуют старшие, чтобы как-то регламентировать всё, что происходит, и особенно экстатические моменты бытия; ведь нельзя же дать возможность мальчикам взлететь на крыльях их рабочего воспарения и ангельски наблюдать свергнутые физикой горы, блаженствуя в прохладе иной жизни? Мальчик — это мальчик, и он нужен там, где был рождён, и было бы просто неразумно упускать его из виду; нужно только довести его до замечательного состояния здоровья и бодрости в формирующемся теле, но нельзя предпринимать никаких шагов, которые могут вести к всеобщему результату; мальчик должен быть хорош, но он не должен быть самым лучшим, и даже старший мальчик — не лучший, но старший, а следовательно, такой же мальчик; и он может даже хохотать вместе с другими, излучая бесконечное дружелюбие, и лишь потом, опечалившись, выкрикнуть очередное указание.

Но ночь делает своё дело — пускай отдых с дымом в руках будет ждать всех за поворотом, за которым кончается сегодняшний труд; все работали славно, и все уверены, что наконец в безопасности и смогут спать спокойно, поскольку стены и грузы охраняют их от посягательств иных тел и устройств.