Юрий Рытхеу - Люди нашего берега

Старый Мэмыль замолкает, выбивает о перила крылечка свою трубку и поднимается. Странно смотреть на этого высокого, крепкого старика и думать, что когда-то он должен был сносить побои и оскорбления любого негодяя. Наш-то Мэмыль Ясная голова, доброе, горячее, не по годам молодое сердце, один из самых уважаемых людей во всем колхозе Да этот мерзавец Сайм и в подметки ему не годился

Гэмалькот спрашивает:

— А что, приятель-то твой… Которого Томом звали… Выжил он?

— Выжил. Молодой был, здоровый, через два дня на ноги встал. Только мы с ним недолго на шхуне оставались, до Ситхи не доехали. В Нуша-гаке сбежали. «Мэри Сайм» в Нушагак за пресной водой заходила, вот мы ж сбежали. Даже пожитков своих не стали собирать, чтобы Сайм не догадался. Пожитки-то были матросские, небогатые, а вот жалованье нам полагалось за весь рейс. Но мы и на жалованье наплевали. Из Нушагака сразу в Дил-лингем перебрались, там взяли Тома на какой-то корабль, а я подался оттуда в Джорджтаун, на реку Кускокуим. Так и затерялся на Алашке. Только через три года сумел, наконец, на Чукотку вернуться. Добрые люди, спасибо им, помогли. Там ведь и добрые люди живут. Не только такие, как Сайм… Ну, пошли, старики, пора. Холодно стало.

Он сходит с крылечка, потом оборачивается к резчику Гэмауге и говорит, вспомнив, начатый раньше разговор:

— Ты вот, удивлялся, до чего эти молодчики доходят, какие зверства творят. А я не удивляюсь, Гэмауге, я их за семь лет хорошо узнал. На собственных боках изучил. Такие, как этот Сайм, — у них совести нет. Они человека ни во что не ставят, только о долларах думают. У них, Гэмауге, жадность в самое сердце вошла и всю совесть выела. Всю дочиста выела…

Такой новогодней елки у "нас никогда еще не было Собственно говоря, у нас раньше никаких елок не бывало. Просто устраивали в школе новогодний вечер, вот и все. С позапрошлого года, с тех пор, как на месте красной яранги построили в нашем поселке клуб, стали устраивать этот вечер в клубе. И неплохо он проходил, весело, с играми, с танцами. Но, конечно, без елки. Где ее возьмешь на берегу Чукотского моря?

На юге Чукотки — там, разумеется, Новый год всегда с елкой встречают. Где-нибудь в Марковском районе или на реке Омолон. Там старшеклассники сбегают на лыжах в ближайший лесок, выберут деревцо постройней да погуще… А от нас до «ближайшего» леска — знаете сколько? Тысяча километров, наверно, а то, может, и еще больше С одной стороны поселка — море, с другой — бескрайная тундра.

И все-таки в этом году решили и у нас устроить для ребят елку. Это новая учительница затеяла, Валентина Алексеевна Крамаренкова.

— Почему, — говорит, — такая несправедливость? Во всем Советском Союзе дети под Новый год вокруг елки пляшут, хороводы ведут, радуются… Это такая хорошая традиция А чем наши ребята хуже других?

Трудно не улыбнуться, когда она говорит о «наших ребятах»: она ведь сама еще почти девочка. Ей и двадцати двух еще не исполнилось, а на вид— и того меньше. Она и сама, наверно, была бы непрочь попрыгать вокруг елки.

— Нет, Валя, — смеется директор школы Эйнес. — Наши ребята, конечно, нисколько не хуже других. Мы всегда устраиваем для них праздник в зимние каникулы. И в этом году устроим. И насчет подарков позаботимся. Но…

— Вот в том-то и дело, что «но». А я говорю не вообще насчет праздника, а именно насчет елки. Знаете, Эйнес, ведь эти детские радости на всю жизнь сердце согревают. Я вот, например, помню одного плюшевого мишку. Его так пристроили, будто он карабкается по стволу. Он мне больше всех кукол, больше всех других игрушек понравился. И именно его мне Дед Мороз подарил. Наверно, он просто заметил, что я с этого мишки глаз не свожу.

А я с тех 'пор поверила, что все мои мечты должны сбыться… Вы не смейтесь

— Вы забываете, Валя, что это не Горьковская ваша область, а Чукотский полуостров. Сюда и летом-то елку не довезешь: засохнет в пути, осыпется. А сейчас навигации нет. Да никто и летом, конечно, не станет этого делать. Надо же все-таки учитывать местные условия.

— Местными условиями вы меня теперь не испугаете. Это я вначале, осенью, чуточку оробела от непривычной обстановки. А теперь я храбрая стала… Словом, у меня, Эйнес, есть один план.