И всё это при том, что Шуберт был… сифилитиком. Для меня, просвещённого человека ХХI века, это что-то дико мерзкое и совершенно не совместимое с теми чувствами, которые я испытываю, когда слушаю это чудо. Как же так? Зачем гению нужны были проститутки? Неужели мало было сознания, что он не принадлежит к этому грязному человечеству??? Неужели было обязательно соприкасаться с моральными уродами, ведь лично мне с детства ясно, что общение с людьми приводит только к травмам?..
Понятно, почему человек напрочь был лишён того, что называется личной жизнью. И закрадывается такая мысль – неужели гениальность начинается тогда, когда человек лишается права на элементарное, тёплое, что греет душу – любви к женщине или мужчине, общения с себе подобными… Впрочем, таким не подобен никто, только такой же гений, а два гения редко общаются между собой.
Любой гений в своей земной жизни проживает не на земле среди людей, а в своём пространстве, которое находится где-то за пределами нормального человеческого восприятия. Что там происходит, какие события – мы можем судить только по «конечным продуктам», выдаваемым творцом в наш мир. При этом 99 процентов человечества улавливает только ничтожную часть творчества этих личностей, которые никогда не будут адекватно восприняты косной интеллектуально массой, хоть и пытаются изучать их творчество, а что касается композиторов – их всегда можно послушать во множестве исполнений самых блестящих музыкантов как нашего, так и прошлого времени.
Но какие бы исследования и трактаты мы ни писали, как только начинает звучать их музыка, все наши домыслы разбиваются о несокрушимую тайну, которую они принесли в наш странный мир…
Настала зима, и получилось, как в знаменитой басне Крылова. У неё не было тёплых вещей, потому что она не смогла тащить тяжёлый чемодан. Но самое страшное было не отсутствие тёплых ботинок или денег, а то, что в том доме, где ей удалось «окопаться» (далеко не лучший вариант, но всё-таки не на берегу под лодкой), не было печки, и она начала буквально сходить с ума, когда увидела, сколько накрутил счётчик за полмесяца при включённом обогревателе – ровно её пенсию. Сразу стало плохо с сердцем. Она не представляла, как сумеет выкрутиться из этой переделки.
Она не спала ночь и думала, думала… Но что тут можно было придумать?!
Её не утешало, что у многих других ситуация была ещё хуже. Да, мир жесток к своим созданиям. Но нельзя же издеваться над человеком целых десять лет???
Никому, совершенно ни одному человеку не было до неё дела. Вокруг кипела жизнь, любопытствующих было сколько угодно, но, понятное дело, всем было глубоко плевать, что с ней будет: подохнет так подохнет, никто даже и глазом не моргнёт… Одной бедолагой меньше в этом «лучшем из миров».
Хотелось плакать, но она понимала всю бесперспективность слёз. Она была здравая старая тётка – воробей, стреляный не только из ружья, но и побывавший под всеми танками, которые ездят по несчастным, лишённым собственного угла. Покончить с собой она тоже не могла решиться – обладала слишком трезвым спокойным умом, напрочь лишённым сумасшедших идеек. Вот если бы это произошло само собой… естественным, так сказать, порядком… Но и этого ей не позволял ненавидимый ею субъект, который распоряжается человеческими судьбами. Очевидно, он недалеко ушёл от любопытствующих двуногих и с удовольствием наблюдал, как она загибается, получая при этом такой кайф, что ему не хотелось, чтобы спектакль быстро закончился. Ведь кошка никогда сразу не съедает несчастного мышонка – она долго развлекается: то отпускает, то опять цепляет коготками, пока не надоест…
Отчаянье было глухим и тихим – не орать же на всю округу, как соседская алкашка Валька, когда напивалась (а это было очень часто – чуть не каждый день). Она ей почти завидовала: счастливый человек – напился и отключился! Да что там – она завидовала всем этим людям, которые ни о чём не думали по причине недоразвития мозгов, в которых не ночевал даже крохотный зачаток интеллекта: они молча и бездумно тянули свою лямку на этой земле и исчезали в никуда. А ей почему-то навязали это вечное копание в своём умственном дерьме, но правда и то, что она никогда не уставала от этого занятия и даже – о ужас! – любила этим заниматься!
Это был какой-то нонсенс, парадокс, игрушка дьявольских сил – но она была обречена не только мучиться, но и анализировать свои мучения. Просто высший пилотаж садизма. И чем сильнее она страдала, тем красочнее становился её слог.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу