Том Стоппард - Лорд Малквист и мистер Мун

Мун выпустил его, но прижал своим телом к стене и прошептал:

— Меня постоянно предают. Я не верю в человека, а ты хочешь, чтобы я верил в Бога.

Когда Мун отступил от него, Воскресший Христос сполз по стенке, из его носа текла кровь.

— Бедняга, — сказал лорд Малквист, протягивая Муну свой надушенный платок, — полно, осушите слезы и перестаньте принимать все на свой счет. У всех нас есть право на покровителя, так что не завидуйте ему.

Мун затолкал кружева в рот и вгрызся в них, скрежеща зубами и высвобождая резкий аромат мускуса. Испарения душили его, и он вычихнул их через нос, извергнув масло из розовых лепестков.

— Будь здоров! — поздравила Джейн. — А теперь я попрошу вас всех удалиться, чтобы я могла надеть костюм для катания на лодке, если только вы не пообещаете не смотреть.

— Моя честь мешает мне обещать подобное, — ответил лорд Малквист. — Вставайте, ваше высочество, довольно тешить себя надеждами на муки.

— Он ведь никакое не высочество, правда?

— Семь раз отмерь, один раз отрежь.

— Я Царь Царей, — скромно сообщил Воскресший Христос. Он кое-как поднялся.

Джейн улыбнулась ему и подошла ближе.

— Мне до смерти хочется вас спросить, — сказала она, — что у вас под ночнушкой, ну, то есть вы так и ходите повсюду, а там ничего, как у шотландцев?

— Насчет шотландцев это неправда, — возразил лорд Малквист. — Они носят гульфики из шотландки и несколько слоев прочей одежды, включая водонепроницаемые комбинации до колен, чтобы отгородиться от тумана.

— Это абсолютная ложь, Фэлкон, — неожиданно резко сказала Джейн, — они голые. Это вопрос гордости, и гордецы ходят голиком. — Она стояла и смотрела на Воскресшего Христа через вуаль ресниц, тяжело дыша, прикусив нижнюю губу, пойманный в ловушку розовый язык выделялся на белом фоне. — Я знаю шотландцев, они не позволят с собой нянчиться. Они огромны. Это огромные мускулистые гиганты с мощными, напряженными мышцами, расхаживающие повсюду в своих килтах… — она плотно сжала ляжки, закрыла глаза, откинула голову — жрица, произносящая заклинания в жертвенной дымке, — в своих килтах своими огромными сильными ногами, бугристыми, как узловатая веревка, ставшими от ветра и солнца красно-коричневыми и твердыми, расставив ноги, они стоят на вершине холма, дует ветер, и их килты…

Она вдохнула сквозь зубы, и воздух тихо зашипел в теплой, омытой слюной устричной плоти ее рта. Ее руки разгладили павлиний блеск бедер, скользнули вверх, плотно прижавшись к животу, и вниз, волоча растопыренные пальцы через пах, ладонь к ладони вцепились, впились и углубились в ложбинку и разделились, туго обтянув ягодицы и спину шелком и собрав его на талии, и опять двинулись вверх, формуя грудную клетку, высоко подтолкнули груди и сплющили их в вырезе горла, пока два указательных пальца прослеживали струйку слюны на подбородке, вытекшую из-под навеса влажной губы, и втискивали кончик языка обратно в рот, обнажив острые белые зубы и погрузившись в рот до второго сустава.

Девятый граф поймал ее на лету.

— Джейн, с вами все в порядке?

— Чудесно, дорогой, просто чудесно. Можно мне сигарету?

Лорд Малквист уложил ее на постель. Ее рука нырнула в его карман за золотым портсигаром. Он открыл его, вертикально воткнул сигарету ей в рот и зажег. Она лежала смирнехонько. Четверть дюйма гелиотропа исчезла с первой затяжкой.

— Как вы себя чувствуете?

— Лучше, много лучше, дорогой Фэлкон.

Она радостно выпустила дым в сторону подозрительного и смущенного Воскресшего Христа.

— Это было чудесно, дорогой. Как вас зовут?

— Иисус.

— Ну конечно, дорогой, конечно. Ваши родители были верующими?

— Не ахти, — ответил Воскресший Христос.

— Ну, тогда они, наверно, были ужасные снобы. — Она отдала сигарету Муну. — Дорогой, ты не нальешь мне ванну?

Мун вытащил изо рта платок и протянул его лорду Малквисту.

— Оставьте себе, милый мальчик. Оставьте себе, если вы не против.

— А теперь на выход, дорогие, мне надо выбраться из этой одежды. Кто умеет делать коктейли с мятными сливками? Фэлкон, спуститесь вниз и выпейте коктейль.

— Миледи, мне и так тяжко сознавать, что я отправляюсь кататься на лодке в одежде, предназначенной для игорных столов. Я считаю, что пить мятные сливки в светло-голубом галстуке будет предательством всего, за что я ратую.

— А за что вы ратуете? — спросил Мун.

Девятый граф повернул голову и склонил ее так надменно, что мозг Муна просигналил «аристократ», и он понял, что это, возможно, первый прямой вопрос, который он задал графу о самом графе.