Чинуа Ачебе - Стрела бога

Сразу после того как Океке Оненьи предложил Эзеулу себя в спутники и услышал отказ, он собрался уходить, хотя по крыше зашлепали первые, пока еще редкие капли начинающегося ливня.

— Может быть, переждешь немного и понаблюдаешь лик небес? — спросил Эдого.

— Нет, мой сын, — ответил Океке Оненьи и с напускной беззаботностью добавил: —Только те, кто носит на теле дурные колдовские снадобья, должны бояться дождя.

Он вышел навстречу надвигающейся грозе. То и дело ночную тьму рассеивали вспышки молний; иной раз они освещали всё вокруг ярким, немерцающим светом, иной же раз трепетали, перед тем как погаснуть, словно их пламя задувал порывистый ветер.

Океке Оненьи запел и засвистал, чтобы песня составила ему компанию в темноте, и его голос мощно звучал, споря с ревом ветра и раскатами грома.

Эзеулу не стал отговаривать его идти домой под дождем. Он вообще редко обращался к нему. С трудом верилось, что это братья. Да будь они даже более близки друг другу, Эзеулу, возможно, все равно ничего бы не сказал, потому что мысли его блуждали далеко. За долгое время он проронил одну-единственную фразу: мол, этот дождь — предвестник новой луны. Однако никто не понял, что он хотел этим сказать.

Эзеулу и его единокровный брат не враждовали, но и дружбу между собой тоже не водили. Эзеулу, как было хорошо известно, недолюбливал всех знахарей и считал их, за редким исключением, алчными мошенниками. Настоящее знахарство, говорил он, ушло вместе с поколением его отца. Сегодняшние знахари — пигмеи по сравнению с прежними.

Отец Эзеулу действительно был великим знахарем и колдуном. Он творил бесчисленные чудеса, но больше всего толков вызывала в народе его способность становиться невидимым. Было время, когда между Умуаро и Анинтой велась жестокая война, и члены одного племени не осмеливались ступать на землю другого. Но верховный жрец Умуаро ходил через Анинту, сколько ему хотелось. Всякий раз он брал с собой сына, Океке Оненьи, который был тогда маленьким мальчиком. Он давал ребенку короткий веник в левую руку и наказывал ему не заговаривать и не здороваться ни с кем из встречных, а идти себе по правому краю тропы. Мальчик шел впереди, а верховный жрец следовал на некотором расстоянии за ним, ни на миг не теряя его из виду. Каждый встречавшийся им прохожий внезапно останавливался при их приближении и начинал вглядываться в заросли на противоположной стороне дороги, как охотник, заслышавший шорох дичи. Он вглядывался до тех пор, пока ребенок с отцом не проходили у него за спиной, и только после этого поворачивался и продолжал свой путь. Иногда же прохожий при их приближении вдруг поворачивал назад.

Океке Оненьи узнал от отца о свойствах многих трав и обучился у него многим видам анванси — колдовства. Но он так и не научился этому чародейству, носившему название Оти-анья-афу-узо .

В истории Умуаро редко бывало, чтобы в одном человеке соединялись вместе жреческий сан и способность к знахарству и колдовству, как соединились они в предыдущем жреце Улу. Когда такое случалось, могущество человека не имело предела.

Океке Оненьи всегда утверждал, что причина холодности в отношениях между ним и нынешним жрецом, его единокровным братом, коренится в нежелании последнего примириться с тем, что способности отца оказались поделенными между ними.

— Он забывает, — говаривал Океке Оненьи, — что знание трав и анванси — это нечто, начертанное от рождения в линиях ладони человека. Ему кажется, что наш отец умышленно отобрал колдовские способности у него и отдал мне. Разве он слышал, чтобы я сетовал на то, что жречество досталось ему?

Именно этим — чего и следовало ожидать — люди, не любившие Эзеулу, объясняли его отчуждение от Океке Оненьи. Они не упускали случая подчеркнуть, что презрение Эзеулу к знахарской славе его брата порождено гордыней и завистью. При этом они приводили в пример недавнее жертвоприношение, совершенное для жены Обики, когда Эзеулу, вместо того чтобы позвать собственного брата, послал за никудышным знахаришкой, который не может даже досыта прокормить себя своим ремеслом.

Но другие, знавшие Эзеулу лучше, как, например, Акуэбуе, отвечали, что всему виной тут какой-то неблаговидный поступок Океке Оненьи по отношению к Эзеулу. Оставалось невыясненным, что именно он сделал. Было известно только, что так брат с братом не поступает, что поступок его непростителен. Беда в том, что Эзеулу никогда и никому не поверял этой тайны, даже своим друзьям. Так что у его защитников не было в запасе ничего, кроме предположений. Некоторые утверждали, будто Океке Оненьи сделал бесплодной первую жену Эзеулу, после того как она родила ему всего лишь троих детей.