Розамунда Пилчер - В канун Рождества

Вчера, в Корридэйле, когда она не выдержала, сорвалась, а потом горько заплакала, Сэм обнял ее и не отпускал, пока слезы не высохли. Тогда она не чувствовала к нему ни нежности, ни волнения от его близости, только сдержанную благодарность и стыд оттого, что так глупо себя вела.

А сейчас… Наверное, началось возвращение к жизни. Холодность, которая была ее единственной защитой, растоплена. Ей хотелось снова любить. Быть любимой…

— Кэрри.

— Да?

— Мы можем поговорить?

— О чем?

— О вас и обо мне.

Кэрри не ответила. Ободренный ее молчанием, Сэм снова заговорил.

— Мы с вами встретились и узнали друг друга в тяжелое время. Мы оба какие-то неустроенные. Наверное, нам нужно время, чтобы привести в порядок наши домашние дела. Ни вы, ни я не свободны. На вас лежит ответственность за Люси, а я все еще женат на Деборе.

Он смотрел на Кэрри серьезно и внимательно. Ему было очень важно, что она ответит.

— Сэм, что вы хотите сказать?

— Просто мы должны дать друг другу время. Вы вернетесь в Лондон, снова въедете в свой дом, начнете работать на новом месте. А я свяжусь с адвокатом Деборы в Нью-Йорке. Уверен, теперь она согласится начать судебную процедуру. Не знаю, как долго это протянется, но так как детей у нас нет, то ни препятствий, ни серьезных осложнений быть не должно. Всего лишь имущественные дела. Квартира, автомобиль, деньги.

— Вы действительно хотите развода?

— Нет, — с откровенной прямотой ответил он. — Не хочу. Но у меня нет выбора. Прежде чем начать новую жизнь, я должен привести в порядок свое прошлое. Избавиться от множества эмоциональных зависимостей.

— Дебора выдержит?

— Надеюсь. И, надеюсь, она еще будет счастлива. Чем она хуже других? Кроме того, у нее есть поддержка — любящая и преданная ей семья.

— Вам придется лететь в Нью-Йорк?

— Возможно.

— Процедура будет болезненной, да?

— Рвать с прошлым, в котором было что-то хорошее, всегда больно. Но когда дело сделано и все кончено, наступает облегчение.

— Мне понятно, о чем вы говорите, — сказала Кэрри.

— Я буду жить и работать здесь, в Бакли. Вы — в Лондоне. В сотнях миль отсюда. Но, думаю, мне постоянно придется летать в Лондон, буду сновать, вроде челнока, туда-сюда на разные встречи, совещания и прочее. Может быть… мы могли бы снова встретиться. Пойти на концерт, куда-нибудь пообедать. Начать сначала. Заново. Будто этой нашей встречи здесь, в Кригане, не было.

Начать сначала. Заново. Им обоим.

— А мне бы не хотелось, чтобы ее не было.

— Я рад. Эти дни такие необыкновенные, правда? Волшебные. Будто украдены у иной жизни, у иного мира. Когда они кончатся и я уеду, то впаду в ностальгию.

Рука Кэрри лежала на столе. В свете, падающем из камина, ее кольцо с сапфиром и бриллиантами сверкало, и в его гранях вспыхивали разноцветные лучи.

— Откуда у вас это кольцо? — спросил Сэм без всякого любопытства.

— Его подарил Андреас.

— А я думал, завещала старая любящая тетушка.

— Нет. Это Андреас. Мы с ним были в Мюнхене. Он увидел кольцо в витрине антикварного магазина, оно лежало на бархатной подушечке. Андреас пошел и купил его.

— Вы должны носить его всегда, — сказал Сэм. — Оно так мило смотрится на вашей руке. Кэрри, как найти вас в Лондоне?

— Туристическое агентство «Оверсиз» на Брутон-стрит. Номер найдете в телефонной книге. А в феврале я вернусь в свой дом на Рэнферли-роуд.

— С тех пор, как я продал дом в Ил-Парк-Коммон и переехал в Нью-Йорк, я в Фулэме не был. Совершу путешествие в прошлое. И вы мне покажете, где вы живете.

— Договорились. Я приготовлю обед.

— Никаких обещаний. Никаких обязательств.

— Да. Никаких.

— Оставляем все, как есть?

— Оставляем все, как есть.

Сэм сказал:

— Вот и ладно.

И, как бы скрепляя договор печатью, он накрыл ее руку своей, а она повернула ее ладонью кверху и обхватила его запястье. Напитки выпиты, нетронутые орехи так и остались лежать на столе. Пора было идти, но они все медлили. Бармен, рассеянно вытиравший стаканы кухонным полотенцем, снова уставился в телевизор, где шла какая-то юмористическая программа. Два старика сидели, спрятав головы в воротники своих поношенных пальто, древние и молчаливые, как черепахи, погруженные в зимнюю спячку. Сидели и коротали утро, и не было им никакого дела до целого мира, такого огромного и изменчивого.

Вечером, в половине седьмого, Сэм снова очутился в пабе, но на этот раз в Кригане и с Оскаром.