Розамунда Пилчер - В канун Рождества

— Да, но уже много лет не принадлежит, — сказал Оскар. — Быть может, вы знаете моего дядюшку Гектора Маклеллана?

— Не очень хорошо. Я работал в Лондоне и, пока был жив отец, не часто приезжал на север. Только когда он умер, мы все переехали в Кингсферри. Для моего семейства это был, если можно так выразиться, удар — мы лишились театров, концертов, музеев, — но, похоже, все быстро смирились. — Сэр Джеймс подошел к окну, как и все, кто впервые приходил в дом. Уже стемнело, но Элфрида не задернула занавеси, и на другой стороне улицы, на старой каменной стене церкви, мерцали, точно драгоценные камешки, рождественские китайские фонарики. — Какой изумительный вид! И церковь от вас так близко. Наверное, слышно орган? Превосходный инструмент, нам так повезло с ним. — Он отвернулся от окна. — Однако я веду себя как любопытный зевака и попусту трачу ваше время. Где же картина, которую вы хотели мне показать?

— Она… — Элфрида кашлянула. — Она здесь.

— Да, я вижу. И в одиночестве.

— Других картин у нас нет.

— Могу я снять ее?

— Конечно.

Сэр Джеймс пересек комнату, осторожно взялся за раму и снял картину так бережно, как будто это было изделие из тончайшего фарфора.

— Прелестная вещь! — Он поднес картину к лампе, что стояла на столе. — Сэр Дэвид Уилки.

— Да. Так всегда считалось.

— Портрет его родителей. Вы об этом знали? Писана, я полагаю, году в 1835-ом.

— Я не знала, что это его родители. Думала, просто милые пожилые супруги.

Наступила напряженная тишина. Все ждали вердикта. Сэр Джеймс Эрскин-Эрл не спешил. Он достал из кармана своего далеко не элегантного пиджака очки без оправы. Когда он водрузил их на переносицу, то стал похож на нищего студента-медика, будущего хирурга — так чутко двигались его пальцы. Он пристально исследовал полотно, осторожно прикасаясь к нему подушечками пальцев, затем перевернул и осмотрел обратную сторону.

Наконец он осторожно положил картину на стол.

— Как она к вам попала, миссис Фиппс?

— Это подарок. Давным-давно, тридцать лет назад, мне подарил ее друг.

— А знали ли вы, где он ее купил.

— В лавке случайных вещей, в Чичестере

— Ясно. — Сэр Джеймс кивнул. — Так я и думал.

— Я всегда… Я всегда верила… меня убедили… что это оригинал. Но я никогда не пыталась оценить ее или застраховать.

Он посмотрел на нее — в стеклах его очков сверкнули блики света от лампы — и улыбнулся обаятельной молодой улыбкой. Потом повернулся, прислонился спиной к столу и снял очки.

— Мне, правда, очень жаль, — сказал он, — но это не оригинал. Это копия.

Никто не произнес ни слова.

— Это прелестная, отлично выполненная работа, но это не оригинал.

Наконец Оскар обрел голос.

— Как вы это установили? — спросил он.

— Во-первых, картина не подписана. Согласен: стиль, тема — все говорит о том, что это Дэвид Уилки, но подписи нет. А во-вторых, я точно знаю, что это копия. Странное совпадение, но оригинал этой картины был продан на аукционе «Бутби» всего лишь год назад в нашем аукционном зале на Бонд-стрит. Он ушел к дилеру из Соединенных Штатов, который, как я думаю, выполнял заказ для какого-то музея или частного коллекционера и упорно набавлял цену. Картина была большего размера, чем ваша, миссис Фиппс, и это наводит меня на мысль, что автор копии не стремился изготовить подделку. Скорее, он скопировал картину Дэвида Уилки из уважения к знаменитому художнику, восхищаясь им. Возможно, это работа студента, стремившегося воспроизвести стиль мастера. Имитация, безусловно, превосходная: манера письма, цвет, свет — все безупречно. Замечательное произведение искусства. Если подражание это искренняя дань восхищения, остается только гадать, кто мог пожертвовать своим временем ради столь кропотливой и трудоемкой работы.

И снова в гостиной повисло молчание. Наконец Элфрида заставила себя задать роковой вопрос.

— Сколько стоит эта картина, сэр Джеймс?

— Пожалуйста, просто Джеми.

— Хорошо, Джеми. Так сколько?

— Будь это оригинал, я оценил бы ее тысяч в семьдесят пять, не меньше. Не помню точно , за какую сумму он был продан, но что-то около того.

— Ну, а если это копия?

— Примерно тысяча фунтов. Может быть, чуть больше, может, меньше. Все зависит от спроса. Она может и ничего не стоить, если никто не захочет ее купить.

Копия, и стоит всего тысячу фунтов. Талисман Элфриды, ее страховка от нищеты и одинокого будущего! Тысяча. Как ни странно, она не так уж и расстроилась. Продавать картину нет смысла, значит, она сможет до конца жизни любоваться ею. Но если думать об Оскаре — это ужасное разочарование. Все ее планы относительно выкупа у Хьюи половины дома и обеспечения Оскару спокойной независимой жизни летят в тартарары. Все мечты пошли прахом. Она видела, как они тают, эти мечты, как их уносит прочь. Они исчезли…