Розамунда Пилчер - В канун Рождества

— Зачем?

— Я думаю, что это особенные часы.

— В каком смысле — особенные?

— Слово «сокровище» здесь вполне уместно.

— Вы хотите сказать, что они чего-то стоят?

— Я бы предпочел сейчас об этом не говорить.

— Но они ведь не могут стоить семьдесят пять тысяч фунтов, не так ли? — напрямик спросила Элфрида, ожидая увидеть удрученное покачивание головой или, того хуже, услышать иронический смешок.

Однако Джеми Эрскин-Эрл не засмеялся.

— Я действительно этого не знаю, — сказал он. — Миссис Фиппс, позволите ли вы… позволите ли вы мне взять часы с собой? Если я не сумею встретиться с моим коллегой, я поговорю с ним по телефону или пошлю ему фотографию часов. Разумеется, я дам вам расписку и буду держать их под замком.

Элфриде вдруг стало смешно.

— В Гэмпшире, — сказала она, — в моем маленьком коттедже в Дибтоне они стояли на каминной полке в гостиной, а я никогда не запирала дверь.

— В таком случае поздравляю вас — вам очень повезло. Они ведь не застрахованы, — добавил он, скорее констатируя факт, а не задавая вопрос.

— Нет, конечно, нет. Просто они у меня очень давно и я всегда возила эту вещицу с собой.

— Я повторяюсь, но должен сказать: особенную вещицу. Так могу я взять ее с собой?

— Конечно.

— Если бы вы дали мне коробку… или что-нибудь, во что можно их завернуть… Мой носовой платок не годится.

Оскар пошел к своему столу, выдвинул ящик и отыскал там лист мягкой пузырчатой бумаги; в нее была завернута стопка новых книг, и он сохранил ее.

— Это вас устроит?

— Вполне. И листочек писчей бумаги для расписки, пожалуйста. Обычно я ношу с собой пачку наших официальных расписок, но сегодня оставил их дома.

Он вручил Оскару часы, Оскар их завернул, а Джеми Эрскин-Эрл сел за стол и написал расписку.

— Я ее спрячу, — сказал Оскар и сунул расписку в верхний кармашек пиджака. — Элфрида имеет обыкновение терять все квитанции.

— Еще одно… — сказала Элфрида.

— Да, миссис Фиппс?

— Когда Сэм и Кэрри вернутся, не заводите разговор о часах. Для всех нас было нелегко услышать ваш приговор Дэвиду Уилки, и я не вынесу, если опять затеплится надежда и снова все рухнет. Скажем просто, что вы посоветовали оценить и застраховать их и предложили свои услуги.

— Конечно. Отличное объяснение. И более того, оно совершенно правдиво.

Вечером, пытаясь что-то соорудить на ужин, Элфрида чувствовала себя так, будто целых два часа каталась на «американских горках». Из-за всех этих волнений, разочарования и снова вдруг вспыхнувшей надежды она начисто забыла о Люси. Она рассеянно помешивала соус, когда та вошла в кухню через заднюю дверь.

Элфрида посмотрела на старые кухонные часы — было почти семь. Затем перевела взгляд на Люси, припоминая, чем это девочка занималась весь день.

— Ну да, это я, — сказала Люси.

— О, детка, извини.

— Вы так смотрите, как будто меньше всего ожидали увидеть меня.

— Ты же видишь, чем я занята. И столько всего случилось сегодня, что ты просто уплыла из моего сознания. Но сейчас ты снова в него вплыла, и это чудесно.

— А что такое случилось? — Люси сняла шерстяную шапочку и начала расстегивать куртку. — Я что-то пропустила?

— В общем-то, ничего. Просто нас посетил очень приятный человек. Мы пили чай, Кэрри испекла булочки. По-моему, он их почти все и съел.

— А кто этот приятный человек?

— Его зовут сэр Джеймс Эрскин-Эрл. А живет он в Кингсферри.

— А я только что была в Кингеферри. С Рори.

— Я думала, вы катались на санках.

— Мы и катались, но потом стемнело, и мы пошли попить у них чаю; а потом мы с Рори поехали в Кингсферри.

— Опять ходили по магазинам?

— Да нет, не то чтобы ходили.

Элфрида заинтересовалась — выражение лица у Люси было таинственное. И она все время улыбалась.

— Ты похожа на Чеширского кота. На что это ты намекаешь?

Люси вскинула руку и отбросила назад длинные волосы. Блеснуло что-то золотое.

— Я проколола уши. Ювелир в Кингсферри проколол. А отвел меня к нему Рори. И купил мне первые сережки, подарок к Рождеству. Настоящие сережки! Я так о них мечтала.

— Дай-ка я на них посмотрю.

— Но мама не разрешит мне их носить.

— Они прелесть. И ты в них выглядишь совсем взрослой девушкой.

— Никогда еще не получала такого чудного подарка! — сказала Люси.

20 декабря, среда.

По-моему, это самый лучший день в моей жизни. Везде много-много снега и так красиво. Утром я покупала рождественские подарки, а когда вернулась домой, застала у нас Рори, они с Элфридой разговаривали. Он принес мне телевизор, втащил его в мою комнату и подключил, а потом мы сидели и разговаривали. С ним было так легко говорить, что я рассказала ему все: о том, как скучно жить в Лондоне, о квартире, о маме, о бабушке, о Рэндале Фишере. И о папе и Мерилин, и о дедушкиной семье в Корнуолле. Как замечательно, когда тебя просто слушают, не прерывают, не стараются подбадривать, не льстят, ничего от тебя не добиваются, не говорят, что ты чепуху несешь или сама не знаешь, что говоришь.