Лидия Скрябина - Дневник ее соглядатая

– Нет, только однажды в детстве, – вздохнула прамачеха. Чтение развеяло недавнюю обиду на грубость Лалочки.

– Надо хоть по карте посмотреть, где все это происходило, – деловито буркнула Алла, словно, сверившись с картой, собиралась навести в возмущенном районе порядок.

Обе женщины помолчали, еще раз представляя ужасы прочитанного.

– Ладно, сделаем перерыв. После такого и оладьи не лезут. – Алла отодвинула тарелку. Прибитый к крыльцу ингуш и истерзанная Евдокия не шли у нее из головы.

– Ты еще не рассказала мне главного, – напомнила ей Лина Ивановна. – Как прошел футбольный матч?

– Не знаю, – рассеянно пожала плечами Алла.

– Не знаешь? Как это? – удивилась прамачеха.

– Ну, не счет, конечно. А что-то там приключилось нехорошее. Не могу понять.

– Он тебе угрожал? – испугалась Лина Ивановна.

– Нет, что ты. На шашлык даже пригласил. Но он был какой-то дерганый, напряженный. Может, неприятности на работе? Я еще не поняла.

– А Илюша не знает о твоих планах мести? – деликатно зашла с другой стороны Лина Ивановна.

– Нет, он же в Твери. Звонит и эсэмэски шлет, – усмехнулась Алла.

– А ты научишь меня слать эсэмэски?

– Давай, – без особого энтузиазма отозвалась девушка. Кому это прамачеха эсэмэски собралась слать? Не ей ли?

Некоторое время они возились с отправкой и чтением эсэмэсок, хотя обе думали о прочитанном и каждая украдкой вздыхала.

Дождь за окном барабанил по глянцевым листьям каштанов. Кремовые гламурные члены покачивались призывно на ветру. Красивые, сильные, мужские деревья.

– Я останусь у тебя?

– Буду только рада!

«Всё у меня есть: и папа, и мама, и братья, и даже новая мачеха, а я цепляюсь за чужую старую тетку. Что скажешь, соглядатай? Креатив – говно, автор – мудак?» – горько вздохнула Алла и отошла от окна.

На следующее утро Алла потащилась в свой Второй Гум, в последний раз попробовать взять римское право штурмом. На подходе к корпусу юные юристы в очередной раз азартно мерялись пиписьками. Из припаркованных в кружок крутых тачек с раскрытыми багажниками била мощнейшая звуковая волна. В каждом был вмонтирован саббуфер не меньше чем на пять киловатт. Алла подошла, послушала, вяло кивнула двум знакомым и повернулась обратно к своей машине.

Она не была вхожа в этот круг студентов. На юрфаке кастовость особенно бросалась в глаза. По местной табели о рангах Алла числилась «из зажиточных крестьян» и входной билет в другие сообщества был для нее слишком дорог. Аллу это дико задевало. Наткнуться на них у входа значило, что он для нее закрыт. Тем лучше. Жизнь начала пробуксовывать. Она просто не могла заставить себя войти в здание, словно у порога вибрировала невидимая преграда.

Алла села за руль и тупо уставилась на мокрое от дождя стекло. Попробовала считать капли. Тем лучше, она не пойдет сегодня в универ. Черт с ней, с этой римкой. Катиться в пропасть несданной сессии было легко и даже сладостно.

Неожиданно все прочитанное накануне выскочило из какого-то уголка сознания, как непрошеная реклама в компе, запульсировала картинками. Тихая, улыбчивая красавица Евдокия с переломанным позвоночником; застреленный на пороге собственного дома гренадер Осип Абрамович; ингуш Албак с перерезанным горлом; умирающий под окнами Антонины безымянный юноша. Боль, ненависть, любовь, отчаяние, невозвратность всех этих жизней нахлынули на нее, и ей стало нестерпимо жалко всех этих людей. Зачем всё это? Пронеслось, сгубилось, и нет следа.

Она достала из сумки диктофон и в который раз послушала нежный смех мачехи: « Раз, два, три, четыре, пять. Вышел зайчик погулять. Хи-хи. Толстый такой заяц. Жирный кролик ». Где она теперь? Может, с Антониной и Евдокией?..

Тем временем наступил обещанный уик-энд с шашлыком. Алла до последнего не знала, примет ли приглашение. У Кахи был дом в «Горках-2». Очень официальный, похожий на дворец культуры колхоза-миллионера. С широкой лестницей и колоннадой. Пафосно, фундаментально, богато и уродливо.

Каха в джинсах, свитере и сандалиях на босу ногу вышел встречать ее к воротам, и у Аллы снова екнуло и затрепетало сердце. Она изнывала по нему все эти дни. Просто ясно это стало только сейчас, когда она увидела Каху в воротах.

Он сам открыл их, приветливо кивнув охраннику, с готовностью маячившему у сторожки, и Алла въехала на просторный, вымощенный плитами двор. Вблизи дом смотрелся еще ужаснее, чем издали.

– Очень неудобный. Мечта моей бывшей, – с холодной неприязнью отозвался о своем жилище Каха. – Плюс дико неэкономичный – как только коммуналка подрастет до общемирового уровня, он золотым станет. – И словно оправдываясь, добавил: – Единственный плюс – хорошее вложение денег. Может, продам его, когда цена еще немного подрастет. Я себе другой в Успенке на госдачах присмотрел, шале из финского бруса.