Ульяна Гамаюн - Ключ к полям

— А что ж вы хотите — специфика профессии. Писатель находится в непрерывном процессе деторождения и детоубийства.

— Прямо работник ножа и топора какой-то.

— Или акушер-самоучка.

— Сам себя обслуживающий?

— Выходит, что да.

— Ваши герои — довольно странные люди. Они очень инфантильны, по словам того же Паланюка, «практически лишены витальности и при этом ужасно инфантильны».

— Какой витальный полет мысли! Прямо упражнение на брусьях, а не рецензия. Я смотрю, ваш этот Паланюк изрядно поупражнялся на моей книжке.

— А что ж вы хотите — специфика профессии. Критик находится в непрерывном процессе таланторождения и талантоубийства.

— Туше.

— Так что же ваши инфантильные герои: вы упорно пресекаете любые попытки подыскать для них прототипы. Неужели все эти люди — alter ego автора?

— Разумеется. Темные рытвины его извилистого сознания.

— А в окололитературных кругах поговаривают, что главный герой списан с вашего близкого друга, тоже писателя, шесть лет назад прошумевшего на всю Европу.

— Чушь. Это две совершенно полярные личности.

— А еще в тех же кругах бытует мнение, что стилистика вашей книги имеет тот же источник.

— Мнение это ошибочное и оскорбительное. Что еще говорят ваши окололитературные круги?

— Говорят о вашем друге. Это правда, что он находится в лечебнице для душевнобольных после неудачной попытки самоубийства?

— Правда лишь отчасти. Он действительно находится в одном очень хорошем доме-интернате для психоневрологических больных. Что касается самоубийства, то это ловкое изобретение желтой прессы, за которое, при желании, можно и по судам затаскать. Я не знаю всех подробностей, но дело обстоит примерно так: мой друг оставил чайник без присмотра и уснул, чайник закипел, вода хлынула через носик, огонь потух, а газ продолжал выходить. И если бы не разбитое окно в комнате, где он спал, и любопытная соседка, последствия могли быть еще более плачевными.

— Разбитое окно?

— Да, ему накануне разбили окно. Очень кстати. По словам все той же соседки, какой-то не то рыжий, не то русый мальчишка. Она, впрочем, подслеповата — женщина в летах, мало ли что могло привидеться…

— Печальная история.

— Да. Мой друг всегда недолюбливал чайники со свистками, и вот к чему это привело.

— Вам это кажется забавным?

— Мне это кажется самонадеянным.

— Но газ не объясняет сумасшествия.

— Сумасшествие вообще труднообъяснимо. Мой друг был истощен — физически и морально — уже давно. Происшествие с газом стало катализатором.

— Вы часто с ним видитесь? Есть надежда на выздоровление?

— Последние полгода я был крайне занят, но мой секретарь часто звонит его лечащему врачу и все подробности мне сообщает. Надежды, к сожалению, очень слабые.

— По поводу главной героини: говорят, что она тоже вроде бы списана с вашего друга.

— Моя героиня мертва — вот вам мой ответ.

— А книга? Как насчет нее?

— Как сказал профессор Уотерпруф: «Книги живут дольше девушек».

— Женя, ты что там смотришь? Новости? Выключай немедленно! Виталий Александрович сказал, чтоб никаких новостей и близко!

— Это не новости.

— Все равно. Выключай, на сегодня хватит.

— Там интервью берут у моего знакомого.

— Опять твои фокусы?

— Нет, не опять. Это совсем другое. Это Женька. Он ко мне приходил.

— Не помню.

— Галстук с маками.

— А! Женечка! Как же, как же. Очень приятный молодой человек. И такой вежливый. А какие цветы он мне один раз принес! Жаль, что больше к тебе не приходит, дурья ты башка. И что же он там рассказывает?

— Забивает всем баки.

— А ну-ка… Женя, это мультики…

— А только что было интервью.

— Женя…

— Вы не нашли мои блокноты?

— Не было у тебя никаких блокнотов.

— Они мне нужны. Там очень важные записи.

— В любом случае, писать тебе тоже не разрешали.

— Скажите лучше, что мне разрешали? Что-то не припомню ни одного прецедента.

— Можешь смотреть в окно.

— Вэри дякую.

— Тогда лежи и спи. Тебе полезно.

— Я не могу больше спать, я выспался на девять жизней вперед. Мне все запретили. Все, что создает хотя бы жалкое подобие жизни. Почему я не могу писать?

— Прекрасно знаешь, почему. Это плохо отражается на твоем здоровье.

— Зачем мне ваше чертово здоровье, если я не могу писать?

— Успокойся, пожалуйста.

— Нет, не успокоюсь! Куда вы дели блокноты?

— Никуда не дели. Женя, успокойся, прошу тебя. Ты нездорова.

— Не трожьте меня, сами вы психопаты вместе с вашим Виталием Александровичем!