Джон Краули - Любовь и сон

— Дэниел Бун. [13]

— Еще кто?

Джо Бойд не вспомнил Авраама Линкольна, но если бы назвал, у Пирса нашлось бы, чем ему ответить. [14]

— Хорошо, назови кого-нибудь из Нью-Йорка.

— Петер Минуит. [15]У него была деревянная нога. Петер Стюйвесант. Александр Гамильтон. [16]Джо Димаджио. [17]Томас Э. Дьюи. [18]

— Кто?

В конце концов Джо Бойд выбрал другой метод разобраться, кто прав. Это не был такой уж нечестный бой, как посчитала, например, Хильди, указавшая, что Джо Бойд на два года старше: Пирс к тому времени уже пустился в рост, как сорняк, как обезьяна (такое сравнение придет ему в голову позже), ему предстояло достичь шести футов при плотном сложении, Джо Бойд же пошел в мать, легкую и хрупкую. Джо Бойд все еще побеждал умением, он не так боялся получать и давать тумаки, как его двоюродный брат, и сильнее стремился к окончательной победе. Прижатый лицом к полу, дыша пахучей пылью, Пирс был вынужден признать, что Кентукки, штат, где он жил сейчас, лучше, чем Нью-Йорк, штат, где он жил прежде с отцом и матерью, но потом оттуда уехал.

— Что, еще хочешь? Два боя из трех.

— Нет.

— Скажи «дядя».

— Что?

— Скажи «дядя».

Пирс, которому никогда еще не приходилось таким образом просить пощады, вложил в это слово свой смысл.

— Дядя, — сказал он.

Позволив Пирсу подняться, Джо Бойд обнял его за плечо и долго так сидел, а Пирс не решался стряхнуть его руку; потом заседание клуба закрылось, и после ужина Джо Бойд повел Пирса к себе в комнату показать свои сокровища.

Ошеломленный его внезапным дружелюбием, Пирс молча рассматривал аккуратно разложенные комиксы и раковины с Лонг-Айленда. Ветку с настоящими птичьими чучелами на настоящих птичьих лапах: сойкой, кардиналом, дроздом. Змеиную кожу и голову оленя. Шестизарядные серебреные пистолеты, висевшие в кобуре над кроватными столбиками, тогда совсем новые. Гравюру, изображавшую Роберта Э. Ли, которую Джо Бойд выпросил на память об Арлингтоне, [19]когда Олифанты были там проездом по пути на Юг: печальные глаза породистой собаки, затянутые в перчатки руки, орденская лента через плечо — чем-то этот образ затронул Пирса.

Наконец Джо Бойд извлек из стола и разложил перед Пирсом свое последнее практическое задание.

— Сражение, — объяснил он.

Это был длинный рулон гладкой белой бумаги, какой Пирс никогда прежде не видел, — Джо Бойд называл ее «стеллажной бумагой». Он размотал примерно фут, показались фигурки, нарисованные карандашом, крохотные, видимо-невидимо. Все они, собственно, участвовали в битве; у каждого условного человечка имелось условное ружьишко, и он стрелял, целил во врага или лежал мертвый, не выпуская оружия из рук. Пунктирными линиями были обозначены траектории пуль, направленных в другую толпу вооруженных фигурок, — Джо Бойд их продемонстрировал, развернув рулон дальше.

— Я мог бы и получше нарисовать людей. Но это набросок, уж очень их много.

Он назвал это сражением, но на самом деле сражением это не было; ни строя, ни маневрирования, ни полков, ни офицеров. На фоне небрежно обозначенного пейзажа десятки человечков с каждой стороны вели бессистемный бой, целили друг в друга из-за скал и пней, стреляли и умирали поодиночке во всех мыслимых позах. Из ран кое-где натекли лужицы карандашной крови.

— Глянь-ка.

Джо Бойд еще развернул стеллажную бумагу, показывая, что вторую противоборствующую группу атаковала с тыла третья; иные из бойцов уже обернулись к ней лицом. Несомненно, третий отряд тоже ждало нападение, хотя до этого у Джо Бойда еще не дошли руки. Ставить точку не было причин.

— Я нарисую еще больше. — Джо Бойд свернул рулон. — Целую кучу.

Нет, зря Сэм надеялся, Джо Бойд никогда не сделается наставником Пирса и настоящей дружбы у них не сложится. И, хотя наклонностей, свойственных Акселю, в Пирсе так и не проявится, хотя вскоре он начнет собирать доказательства, что его натуре они чужды, все же одним из его тайных кумиров навсегда останется Джорджи Порджи, [20]пудинг и плюшки, от его поцелуев плачут девчушки:

Тем не менее членство в клубе Ретриверов Пирсу не было предложено; возможно, Джо Бойд подозревал, что само членство или работа, с ним связанная, не были для Пирса до конца желанны и он собьет настроение у остальных.

— Ну и плевать, — сказал Пирс сестрам вечером в их бунгало. — Я уже состою в одном клубе. Вроде того.

Они собрались втроем у коричневого газового нагревателя с комод величиной, который стоял в комнате Пирса и обогревал все бунгало. Чтобы его включить, пришлось поучаствовать всем троим: Хильди руководила и врубала газ, Пирс зажигал спичку; Бёрд спичек боялась, но не так боялась обогревателя, как Пирс, поэтому ей было поручено сунуть зажженную спичку в отверстие сбоку.