Семен Данилюк - Выезд на происшествие

Танков замер. Он понял ошибку. В обуви, в непригнанной форме у него не было шансов проникнуть бесшумно. Надо было бить стекло. Сейчас он висел, перевесившись вполовину, едва касаясь кончиками пальцев подоконника, сжимая в правой руке бесполезный в эти мгновения пистолет, и в ужасе ждал, что из темноты подойдет сбоку Будаков и... Страх, дотоле сдерживаемый, расползался по нему. Он так явственно ощутил занесенный над собой топор, как раньше кромсающую тело пулю. Ужас охватил Танкова... Его передернуло, и одновременно он почувствовал под одеждой мерзкую сырость. Он рванулся вперед. Забыв об осторожности, с хрустом протискивался сквозь раму, извиваясь, будто червяк на крючке. Наконец неловко перевалился через подоконник и, лишь слегка смягчив удар, упал на пол. Тут же вскочил и на носках, но отчаянно скрипя новыми ботинками, отбежал в самый темный угол у противоположной стены, с отчаянным звоном свалив к тому же по дороге какой-то таз.

За дверью в комнате слышен был звон посуды, всхлипы детей, издалека доносился хрипнущий голос Велина:

- Сам-то подумай. Пока у тебя только хулиганство, ну дадут года три, может, еще и условно, а если и впрямь на такое дело решишься - да это ж вышак без разговора.

"Не может быть, чтоб не слышал, - затаившись в углу, не верил Танков. - Что ж не вышел? Или навел стволы на дверь и ждет?"

Он явственно видел напряженно прильнувшую к окну фигуру Кременчука. Намокшие брюки прилипли к телу и неприятно покалывали. Теперь оставалось рывком ворваться в комнату. Он подошел к двери - глаза уже привыкли к темноте - и обхватил ручку, моментально заскользившую под его ладонью. Но, дважды пережив ужас смерти, никак не мог решиться на это в третий раз и только покачивался, скользя левой рукой по косяку. Наконец, почти ничего уже не соображая, единственно желая хоть чем-то все это кончить, он рванул дверь и, боком проскочив косяк, вжался спиной в печь справа от входа, нервно водя перед собой пистолетом. Прямо напротив него, за столом, сидел крупный, с отечным небритым лицом мужчина лет сорока и в упор его разглядывал. Сбоку от него - стволами вверх - стояло прислоненное к табурету ружье. Детей Танков не видел, но сзади, за печью, с облегчением услышал взволнованное шушуканье.

В тот же миг раздался звон: Кременчук крушил левое окно. Прервался на полуслове и Велин. Боковым зрением Танков увидел, как, отшвырнув рупор, выдергивая на ходу пистолет, крупными прыжками пересекал он площадь. За ним, отстав, бежали несколько мужчин с ружьями.

- Руки вверх! - сглотнув, выдавил Танков.

Равнодушный к грозному его предостережению, Будаков налил себе из початой бутылки водки полный стакан, кивнул насмешливо на окно: "Ишь жмет, оратор" - и залпом выпил.

Теперь надо было подойти и забрать ружье, но заставить себя сделать еще одно усилие Танков уже не мог, а потому молча стоял, нелепо выставив перед собой оружие, которое сейчас у него из рук можно было разве что выломать.

- В первый раз под пулю? - понятливо усмехнулся Будаков.- Вот так, лягаш. До чего бабы-то доводят. А я ведь ее и впрямь пристрелить хотел. Стерву эту. А мал ы х бы не тронул. Что я, кровосос? Да ты подбери губы-то, а то увидят.

Вбежал Кременчук, огляделся, схватил ружье. Хрустнула под ударом входная дверь. Ворвался Велин, с лету, отбросив ногой табурет, подскочил к Будакову, аппетитно сунул в лицо дуло так, что зубы хрустнули о сталь:

- Смотри, тварь! Это тебе за детишек.

Будаков оказался прижатым к спинке стула и расширяющимися от страха глазами следил за велинским пальцем, которым тот медленно отжимал курок.

-- Не надо! - испугался Кременчук.

-- Велин, не смей, - шепотом потребовал Танков. - Он сдался. Он сам сдался...

ТАНКОВА трясло. Трясло все сильнее, и, как он ни старался, ничего не мог с этим поделать. Из своего угла он наблюдал, как Велин с вошедшим Игнатьевым защелкивали на запястьях задержанного наручники, как влетела в комнату Галина, с разлету прорвалась к мужу и грязными ногтями пропахала на его лице четыре борозды, моментально наполнившихся резво бегущими ручейками.

Будаков даже не попытался отклониться. Он стоял и с тоской смотрел на жену.

- А отмучились, кажись, мы с тобой, Галина, - негромко сказал он. - Видать, все к тому и шло...

Она, еще за секунду перед тем рвавшаяся к нему и с трудом удерживаемая двумя здоровыми мужчинами, разом затихла и задумалась, словно мысль эта оказалась для нее новой и неожиданной. Она села на первый же стул и только тут приласкала подбежавших детей.