Даниэль Кельман: Магия Берхольма

А что произойдет? Всего только следующее: закончив последнее предложение, дописав последнее слово, поставив последнюю точку, я уберу стержень шариковой ручки и отложу ее. Потом внезапно, резким движением я встану.

Перила невысоки; они не представляют серьезного препятствия. Быстро, но без спешки, как будто делая нечто само собой разумеющееся, я встану на стул (первая ступенька), потом на столик (вторая). Я привлеку несколько взглядов, в основном удивленных, может быть, веселых, но один-два будут прикованы ко мне с холодным ужасом осознания. Может быть, кто-то вскочит. Сядь, герой, и не пытайся мне помешать; слишком поздно. Ведь следующий шаг, меньше двух предыдущих, вознесет на третью ступеньку – на край ограждения. Он может оказаться самым трудным; долгое время я боялся, что не найду в себе сил его сделать. Но эти опасения прошли: теперь я знаю, что он дастся мне без труда. Пока я буду стоять на столе, передо мной, подо мной, в новой, до той поры незнакомой перспективе развернется бездна. Сердце у меня забьется, легкие сведет судорогой эйфорической паники. Ведь я его уже ощущал: головокружение, тайное смятение, когда заглядываешь в бездну. Почему я, в конце концов, всю жизнь так боялся высоты? Наверное, потому, что всегда чувствовал: бездна тянет к себе. Какая-то часть моего сознания всегда хотела упасть. Когда я буду стоять на столе здесь, наверху, с трудом балансируя между моими записками, чашкой кофе и стаканом воды, вид пространства и ощущение мягко увлекающей за собой силы тяготения сделают мой третий шаг не таким мучительным. Они понесут меня вперед. И вверх.

Перила из черной нержавеющей стали, массивные, но неширокие. Четвертый шаг уже окажется вне моей воли; едва я окажусь наверху, как мое бедное сознание избавится от любого труда, от любых колебаний. Я никогда не умел подолгу сохранять равновесие; я наверняка продержусь всего несколько секунд, и, уж конечно, первый храбрый запыхавшийся спаситель не успеет до меня дотянуться. Я буду стоять очень прямо, вытянув руки; ветер станет шевелить мои волосы, солнце дотронется до моего лица, а теплый воздух станет всасывать меня и увлекать за собой. Хотя у всех на часах этот миг будет кратким, он окажется долгим. Я буду очень, очень внимателен; Боже мой, ни за что на свете я не хотел бы осквернить его рассеянностью. Ведь может быть, это будет первое совершенно прозрачное мгновение моей жизни…

А потом, когда приблизятся неуклюжие шаги и раздадутся первые глухие и вялые возгласы (каким медлительным и затянутым мне все это вдруг представилось по сравнению с невероятной легкостью, которая меня ожидает; и вы хотите до меня дотянуться, меня настигнуть? Вы хотите меня задержать? Вам это никогда не удавалось, и менее всего вы способны на это сейчас), я почувствую, как осторожно, очень плавно перила, этот узкий мостик, начнут подо мной наклоняться. Это не значит, что я внезапно и насильственно потеряю равновесие, подобно яблоку, падающему с ветки под тяжестью собственной гнили, или грохающемуся на землю кирпичу. Мое оцепенение тихо и незаметно перейдет в падение; я буду наблюдать, как земля, далекая и усыпанная домами, людьми, машинами, опрокинется на меня. Тогда, наверное, волна раскаленного страха еще раз захлестнет мое тело, мои ладони сами собою затрепещут, словно взволнованные бабочки, в поисках опоры, но тщетно. Возможно, я еще вскрикну, отрывисто, громко и безобразно. Все дети и многие взрослые впоследствии (если это «впоследствии» еще существует) вновь услышат этот крик в своих кошмарах. Я глубоко об этом сожалею и предпочел бы этого избежать. Но дух слаб, а инстинкты, как все низменное, сильны.

Но потом все это кончится. Я точно знаю, что, когда перила уйдут у меня из-под ног, когда я совершенно отдамся падению, воздуху, когда прервется всякая связь с твердой землей, мой страх исчезнет. Ему на смену придет блаженное ожидание. Я лечу. Простирая руки, обратив лицо и тело к далекой светящейся земле. И горизонт покажется очень близким. А ветер будет меня удерживать.

Долго ли это продлится? Это легко определить. Древняя и загадочная гравитация (никто не знает, что же на самом деле заставляет все массы стремиться друг к другу) влечет меня с постоянным ускорением примерно 10 м/с 2. В действительности выходит несколько меньше, но нет под рукой калькулятора, да мне и не нужна такая точность. Уже десятыми долями секунды я могу пренебречь. Эксперименты с падающими телами часто оказываются неточными, когда их проводит само падающее тело. Если не ошибаюсь, формула расстояния, пройденного падающим телом, s = 1/2 gt 2; высота моей обзорной террасы, как утверждает красная табличка у входа, составляет двести сорок три метра, то есть примерно двести пятьдесят. Подставим в формулу: 250 =1/2gt 2. Или: