Карл-Йоганн Вальгрен - Ясновидец:

— Как тебя зовут? — прошептал он в темноте, но мальчик только покачал головой. Шустер начал расспрашивать, но никто ничего толком не знал. Какой-то бродячий медник нашел его, полумертвого от голода, на дороге недалеко от Бреслау, и сдал в дом призрения. Когда Шустер обнаружил, что у мальчика отсутствуют ушные раковины, он удивился, что тот вообще что-то слышит, но позже, когда у ребенка обнаружился музыкальный талант, он решил, что глухота его не полная, или, во всяком случае, не врожденная. Может быть, этот дефект даже имел свои преимущества: казалось, мальчик слышит что-то такое, чего остальные просто не в состоянии воспринять.

Покуда толпа у ворот монастыря росла с каждым часом, Шустер наедине разговаривал со своим Богом почти час, и когда по окончании разговора осознал, что не стал ни на йоту умнее, остался сидеть за столом. Он рассеянно перелистывал «Legenda Aurea», [4] Legenda Aurea (Золотые легенды) — легенды о жизни и подвигах святых, собранные Якобом де Во-раженом в XIII веке (лат.). книгу, занимавшую его мысли в последний месяц, пока, наконец, с глубоким вздохом не отложил фолиант и подошел к книжной полке.

Некоторое время Шустер стоял, разглядывая корешки в надежде найти сочинение, которое смогло бы отвлечь его от событий последнего времени. «Белый Христос» Людольфа Саксонского… «Последователи Христа» Томаса а Кемписа… Но, не успев ничего выбрать, почувствовал приступ усталости и присел на койку, скользя взглядом по спартанской обстановке кельи — стол, табуретка, распятие на стене.

Из часовни донеслись звуки органа. Это играл мальчик. Когда раздался колокольный звон, возвещающий вечернюю молитву, он никак не мог сосчитать удары: прим, терц… он даже не знал, в который раз звонили.

Он подошел к окошку кельи. На склоне у монастырских ворот тут и там сидели группы людей — ждали появления мальчика. Это были в основном молодые женщины, но были и старики, и инвалиды, они надеялись, что мальчик, кроме провидческих способностей, обладает еще и даром исцелять недуги. Дети играли у колодца, чуть ниже, близ ручья, паслась корова без привязи. Многие принесли корзинки с едой. Лоточники торговали хлебом, пивом и кренделями. За последний месяц монастырь превратился в настоящее место паломничества.

Эти люди, думал Шустер, ощущая, как пот струится по шее, не хотят признавать трансцендентального, невидимого Бога, они требуют чуда. Сам он с годами чувствовал, как душа его становится все ближе божественному — теперь он видел Бога в цветах, в журчанье ручья, в деревьях. В Америке он слышал голос Бога в джунглях, он угадывал божественный план в термитниках, в глазах ягуара, в восхищении индейцев-гуарани музыкальными инструментами. Но для этих людей это исключено — они никогда не поймут, что дерево и река — это тоже Бог. Дерево для них — доски для сарая. В реку можно забросить невод и наловить рыбы. Засеянное поле — кусок хлеба. Научить их читать и писать, накормить в год неурожая, ибо только гибкость и ежедневная практическая работа помогает Иисусову братству отвоевать их души для веры.

И вновь, стоя у окна в келье, вздрогнул он так, что чуть не упал, потому что услышал в себе голос, яснее чем когда-либо.

Генриетта, произнес голос. Только одно слово: Генриетта!

Пытаясь найти связь между событиями, разыгрывающимися у него перед глазами в монастыре, и тем, чему он сам был свидетелем полвека тому назад, Юлиан Шустер в последние дни все чаще обращался к дням своей юности. История началась вскоре после того, как ему исполнилось двенадцать и он пришел в иезуитский орден в Хересе в Испании. Это было в эпоху Бурбонов, и поскольку у Шустера обнаружились музыкальные способности, его отправили учиться на кантора и органного мастера у знаменитого монаха-музыканта Сантьяго де Кастеллона, считавшегося самым выдающимся органистом своего времени. Утомившись однообразием монастырской жизни, Шустер еще в годы ученичества изъявил желание работать миссионером, и в конце концов его послали с ост-индским фрегатом в испанские укрепления по ту сторону океана. Но не одного: вместе с ним в разобранном виде плыл орган, подаренный ордену Фердинандом IV, чтобы обратить в истинную веру оставшихся индейцев гуарани — настоящий орган с двенадцатью голосами, клавиатурами из слоновой кости и позолоченным фасадом.

Шустер никогда не забудет тот майский вечер, когда они в сезон монсуна прибыли на речном корабле в Асунсьон, пьяного лодочника, доставившего их на берег, — его испанский был настолько круто замешан на каком-то индейском наречии, что Шустер не понял ни слова из того, что он говорил, горячий ветер, раскаленную пыль в воздухе, зловоние от болота, где вольноотпущенные рабы жили в хижинах на сваях. Собаки и стервятники дрались из-за отбросов в открытых сточных ямах. Между колесами повозки сновали крысы, пока он добирался до иезуитского монастыря в обществе отца Зеппа, старого камерного музыканта из Венской придворной капеллы — тот со своим сорокалетним миссионерским опытом должен был научить Шустера искусству уловления душ, в котором музыка играла роль сачка.