Александр Мильштейн - Серпантин

— Это неважно, зато ты даос... Ты поэтому первым понял, что они сделали.

— А что они сделали?

— Они преобразовали динамо-машину в вечный двигатель...

Линецкий успел слегка одичать — шторка на окне автобуса вызывала у него клаустрофобию. Он резко приподнял её, отодвинул и запихнул между спинкой сиденья и стенкой «Икаруса». В окно теперь попадали прямые солнечные лучи. Линецкий зажмурился и пробормотал что-то вроде «юбэка». Трудно сказать, была ли это аббревиатура Южного берега Крыма, который они с Переверзевым как раз в этот момент покидали, или же попросту «юбка»...

Возможно, шторка своим узором напомнила Линецкому что-то из гардероба Инны...

Хотя... Он никогда не был так наблюдателен.

Скорее всего, клетчатая шторка с оборочками могла напомнить ему юбку как таковую...

Край её вдруг сам по себе выпростался, и Линецкий с ещё большей силой запихнул его обратно.

Отстав от одного берега и не причалив пока что к другому... В иносказательном смысле... То есть, «отцепившись от юбки жены» и «повиснув в воздухе»... Линецкий по дороге с Южного берега на Восточный боялся повторить это рискованное движение уже в географическом смысле... Закрывая глаза, он поэтому не очень-то верил, что автобус останется автобусом рейса «Ялта — Феодосия», а не превратится, скажем, в поезд «Симферополь — Харьков», а тот в свою очередь... В подводную лодку в степях Украины...

Хотя после ночи, проведённой на ялтинском газоне... Линецкому было уже абсолютно по фигу, где он проснётся...

Он уже засыпал, но вдруг услышал грохот... Открыл глаза и увидел за окном голых мокрых людей с отбойными молотками... Автобус стоял на светофоре, светофор не светил — был ослеплён солнцем... Один рабочий, встретившись с Линецким взглядом, крикнул: «Чего вылупился?»... Автобус поехал: закрыв глаза, Линецкий снова стал клевать носом... Свою умственную скорлупу... Пока снова не вылупился... И на этот раз — без соглядатаев...

Мы только увидели, как тело Линецкого стало заваливаться набок, как голова ткнулась в бок Переверзева, как тот съехал по своему сиденью вниз — ровно настолько, чтобы можно было переложить голову Линецкого к себе на плечо. Там эта голова и пролежала до самой Феодосии.

Было уже близко к полудню, когда странноватая, прямо скажем, парочка, приехавшая накануне вечером, вышла наконец из своего флигеля. На нём были белые брюки и рубаха, а на девушке, которая годилась ему в дочки, если не во внучки, что-то вроде пёстрого газового платка, обёрнутого вокруг бёдер... Ну и лифчик по случаю такого наряда, она, конечно, не носит, — думала Марфа Дмитревна, отводя взгляд от новоприбывших и устремляя его на дно колодца... Она намеренно не спешила его поднимать, чтобы дать им возможность пройти. Чтобы не встречаться и не думать, в какой форме выказать своё презрение... Но что-то не слышно было шагов... Марфа Дмитревна медленно поднимала ведро... Пока ей не пришло в голову, что они стоят и смотрят ей в спину... Она резко обернулась... Ведро дёрнулось, выплеснулась только что набранная вода...

— Вы что-то хотели? — сердито сказала Марфа Дмитревна.

— Да, — сказала девица.

Марфа Дмитревна машинально мотала цепь, поднимая пустое ведро.

— Говорите, — сказала она таким тоном, что нормальные люди сразу бы забыли, что им было нужно... Но наглая девка и бровью не повела.

— Можете нас сфотографировать? — спросила она. В руках у неё был большой чёрный фотоаппарат, она уже протягивала его Марфе Дмитревне. Та нехай горит оно всё ясным пламенем, — подумала та, — абы гроши платили...

— Ну давай, — сказала она, — щёлкну, чего уж, не жалко.

— Подождите, пожалуйста, секунду, — сказала девушка, — сейчас.

С этими словами она подошла к колодцу. Усатый пошёл туда же, снова положил ей руку на талию...

— Ну, снимать?

— Одну секундочку, — девушка взяла в руку ведро. Так вот им захотелось, на фоне колодца, и она, значит, с ведром. А может, лучше папика свого на руки возьмёшь? — хотела спросить Марфа Дмитриевна. Но не спросила. Оно ей надо?

— Да, вот теперь, пожалуйста, — сказала девушка, жмурясь от солнца и силой раскрывая на миг глаза...

— Ну, чего ж вы не снимаете?

— Так а... Ведро-то пустое. Зачем же его тогда держать? — спросила Марфа Дмитревна.

— На фотографии не будет видно, что оно пустое, — улыбнулся усатый нянь.

А «дочка» его так даже захихикала... А шо смешного-то?

— Это и примета плохая, и вообще... — сказала Марфа Дмитриевна. — Ну да ладно, моё дело маленькое, — и она нажала на кнопочку.