Иржи Грошек - Большая реставрация обеда

Поп-расторгуй (душераздирающий припев) :

Трактирщик (хмельные куплеты) :

Поп-расторгуй (душераздирающий припев) :

И вот, уважаемые дамы и господа, уж третий день мы с Вендулкой сидим в лачуге посреди леса за десять немецких миль от монастыря Святого Галла и дожидаемся попа-расторгуя, который отправился за рукописью Петрония Арбитра и словно провалился. Трактирщик снабжает нас продуктами, а я от нечего делать сочиняю «Фацеции» [23] . Вендулка их переписывает без помарок. А как сложатся дальнейшие обстоятельства, неизвестно. Дарует мне Бог долгожданную встречу с Петронием и его персонажами? Никто не знает…

С Йиржи Геллером я познакомился в 2001 году при довольно невыразительных обстоятельствах и с тех пор каждое лето гостил у него в загородном доме. За мной была закреплена комната на втором этаже, которую Йиржи Геллер называл «артистической», хотя ничего художественного и театрального там не было, кроме далеких планов. Я полагал, что когда-нибудь здесь напишу роман, а Йиржи Геллер грозился прикрутить мемориальную доску. Мол, «однажды летом на этом чердаке известный чешский литературный критик и кинематографист закончил свое произведение в прозе». Мемориальный текст изменялся в зависимости от погоды, и дождливыми вечерами от нечего делать он растекался в эпиграфическую поэму для десяти египетских пирамид. Зато в погожий, солнечный день – усыхал до наскального рисунка. Словом, эта памятная доска служила объектом для постоянных шуточек и филологических упражнений.

– Послушайте! – выкрикивал Йиржи Геллер под моими окнами. – А как вам нравится «видный чешский писатель и общественный деятель»?!

Я смотрел на свой ноутбук и улыбался.

– Или сразу напишем «классик чешской литературы»?! – не унимался Йиржи Геллер. – «Его романы были изданы на всех языках мира, включая эсперанто и кисуахили!»

Не знаю, какими судьбами этот дом достался Йиржи Геллеру, но ничего подобного я больше никогда не видел, ни в жизни, ни в смерти. Первый этаж был построен в стиле французского карманного классицизма, когда каждый землевладелец хотел иметь свой мини-Версаль. Второй этаж неизвестные архитекторы выложили из бревен или надстроили позже, но в целом сооружение теперь смахивало на козла в цилиндре. Сам Йиржи Геллер прилюдно не высказывался по поводу своего усадебного хозяйства, но, подмечая, с каким выражением он поглядывает на дом, можно было предположить, что подобные архитектурные «трианоны» и его вдохновляют на мерзкие эпитеты.

– Пожгу к чертовой матери! – время от времени восклицал Йиржи Геллер, однако не уточнял, с какого архитектурного стиля начнет, а каким закончит.

Дом скрывался от пожарной ревизии в диком саду, который больше напоминал заповедную пущу. Из чувства жалости я выращивал здесь цветы, в смысле копал и сеял, а Йиржи Геллер протаптывал дорожки во всех казуистических направлениях. И, пребывая в абстрактных фантазиях, он забредал на мою клумбу и взывал оттуда о помощи.

– Совершенно не представляю, как я здесь оказался! – оправдывался Йиржи Геллер, возвышаясь посреди клумбы в виде бахчисарайского фонтана. – Да сделайте что-нибудь! Помогите мне выбраться с минимальным ущербом для вашего ландшафта!

Помня об удачном эксперименте Гайд-парка, я возле каждой клумбы стал устанавливать предупредительные таблички, дескать – «тропинка для ослов». Но Йиржи Геллер, в отличие от разборчивых британских джентльменов, продолжал разгуливать по саду как придется. Только однажды спросил, не задумал ли я заняться разведением вьючных животных?

– Я совершенно не против, – пояснил Йиржи Геллер. – Только вряд ли они умеют читать…