Виктор Пелевин - Любовь к трем цукербринам

Каналоармеец вопросительно указал на себя большим пальцем, и Кеша еще раз кивнул. Ну да, да. Сдаюсь, противный.

Никаких лучей, никакой переходной анимации. Вокруг стало темно и холодно. Кеша повис в свистящей холодными сквозняками пустоте перед списком локализованных трудовых карт. Список был оформлен как ресторанное меню, нарисованное на черной грифельной доске разноцветными мелками:

БАССЕЙН «МАЛЬСТРИМ»

ЛЕСТНИЦА ЯКОБИ

СТАДИОН «LOCO_MOTIF»

САФАРИ ЮРАСИК

ИЩДЩЕТФНФ

ПЕРЕДЕЛКИНО

Сегодня выбор был так себе. Последние две карты Кеша не любил из-за угнетающей душу шизы, а первых двух боялся всем телом, на рефлекторном уровне. «Сафари Юрасик» было довольно предсказуемым приключением, которого тоже хотелось избежать. Оставался стадион. Ему Кеша и кивнул.

Появилось меню выбора спортивной дисциплины. Кеша остановился на беге с ширмами. Надписи исчезли, и на доске возник последний вопрос:

ДФЗЫ?

LAPS, понял Кеша, это с прошлого раза сделали локализацию, чтобы нам было удобнее. Три дфзы на пять дней хватит. Меньше все равно нельзя.

Доска превратилась в черный занавес, с шелестом пропустила его сквозь себя, и Кеша увидел хмурый день, мелкие брызги дождя и уходящую в туман размокшую гаревую дорожку.

Каналоармеец был уже здесь — и выглядел теперь совершенно иначе. Он сидел на вороной лошади. Его штаны переливались шелковыми узорами, а лопата в руке казалась особо смертоносным копьем. Словом, он походил на торжествующего монгола — которым, по сути, и был.

— На старт! — закричал Каналоармеец, страшно надсаживая голос.

Кеша встал в низкий старт, упер руки в мокрую гарь, но не отказал себе в удовольствии глянуть на растатуированный живот мучителя.

— Внимание!

Я весь внимание, подумал Кеша.

— Марш!

Кеша побежал. Мокрая гарь тысячью крохотных зубов впивалась в босые ноги, но Кеша даже не морщился, по опыту зная, что это только разминка перед сменой.

Стадион был хорош тем, что не грузил психику: предстоящие упражнения делались видны и понятны не все сразу, как в «Мальстриме», а по очереди.

Иногда неведение — лучшая защита. Половину первого круга Кеша прошел почти на бодряке, не обращая внимания на растущее жжение в ступнях и цоканье копыт за спиной. А потом впереди появилась первая ширма.

Это была самая натуральная ширма — мокрое серое полотно с намалеванным на нем вопросительным знаком, растянутое между двумя стойками. Кеша не стал тормозить, и полотно с хлопком лопнуло, едва коснувшись его груди.

Кеша увидел первое препятствие.

Это была горящая изба, стоящая на дорожке — сквозь ее открытую дверь виднелось раскаленное, как у домны, нутро. Надо было пробежать прямо насквозь.

Кеша уже понял, откуда взялась изба. Как всегда, из личного файла.

Совсем недавно он расшэрил с миром свое омерзение по поводу мемориальных татуировок в LUCID-музее гендерного шовинизма. Даже совместил образы древних инициатических практик с кучей дерьма — причем поступил так исключительно из своего всегдашнего страха. А теперь этот спектакль вернулся к нему неожиданным бумерангом. Система просто нашла в его информационном выхлопе нечто ему неприятное — и назначила это рабочим переживанием.

Ибо работа, за которую начисляются шэринг поинтс, должна была быть именно неприятной. Мучительной. Мало того, омерзительной и страшной.

Как объясняли философы и пандиты, происходило это не потому, что цукербрины хотели людям зла, а именно потому, что они хотели добра. А добро, наслаждение и счастье появлялись только по контрасту с мукой и болью, так уж был устроен проклятый человеческий мозг. Этот перелатанный биокомпьютер, доставшийся людям по наследству от тараканов, ящеров и прочих гормональных роботов, невозможно было переделать. Нельзя было вычистить из Кешиного биореестра обмылки забытых программ, помогавших когда-то выживать древним обезьянам.

Можно было только оптимизировать циклы радости и боли, что давно доказали, исследовали, продумали и промерили до минус девятой степени. И сейчас наступал просто неизбежный цикл боли. Ее следовало принять. Проглотить такое ее количество, которое сделает возможным следующий цикл счастья…

Кстати, подумал Кеша, подбегая к горящей двери, надо будет спросить об этом Яна Гузку. Интересно, что современная фило…

Изба обожгла таким страшным жаром, что мысль о Гузке мгновенно испарилась с поверхности мозга.