Виктор Пелевин - Любовь к трем цукербринам

Чего только не увидишь, путешествуя между мирами.

В этой вселенной Гугин расставляет маркеры еще безрассуднее, и три несгибаемых журналиста с восторженным визгом рвут его толстую попу на части, одновременно прикрывая собственные задницы от «кровавых клыков злобно ощерившейся диктатуры». Все трое живы и занимаются своим прямым делом — обслуживают качели духа: внеземной биолог сказал бы, что сука Агенда находится во временно диссоциированном состоянии. Все хорошо. Только «Contra.ru», увы, скоро закроется. Невидимая, но волосатая рука рынка…

В «Контре», кстати, недавно была статья о том, что словом «рынок» сегодня называет себя власть, когда не хочет, чтобы над пепелищем торчали ее уши. Может быть, может быть.

Бату тоже жив. Он торгует на рынке и не планирует никаких взрывов: он прочитал вывешенное перед мечетью объявление, что трупы террористов заворачивают перед похоронами в свежесодранную свиную кожу, и это сильно повлияло на его планы по духовной реализации. Он купил себе ноутбук, и его либидо, кажется, уже переползло с мечты о гуриях на стандартных электронных сестричек (в сущности, они с Кешей товарищи по несчастью: найти в Москве нормальную овечку еще сложнее, чем японскую школьницу).

Да, и еще любопытная мелочь — в этой вселенной киевский спор о Петлюре кончился без удара зонтом и сотник Гаврило перешел-таки дорогу. Остальное вы скорей всего знаете.

Я езжу в метро и гляжу, как люди, хорошие добрые люди, сидят ровными рядами на скамейках — и, уткнувшись в экраны своих смартфонов, кормят подрастающих цукербринов. Угощают собой тамагочи, которые не собираются умирать, а будут только расти — и просить для себя все больше и больше еды.

Эти добрые люди на полном серьезе считают, будто космический ужас — не то, что происходит с ними изо дня в день, а то, что они видят в кино, когда по экрану бредут злые обитатели изначального мрака, темные эльфы, среди которых для пущей достоверности есть даже пара внеземных негров.

Что будет через триста лет с Кешей в этом слое реальности, я не знаю. Но думаю, качественных изменений не произойдет — может, будет обнимать другого гендерсвингера и не попадет в герои. За Надю я спокоен. Я уверен, она сделает то же самое — создаст далекий невозможный рай и пустит туда всех, кого сумеет вспомнить.

А я?

В этом мире я тоже подолгу сидел у зеркала, делая упражнение «циклоп». Но вот ничем интересным оно так и не кончилось.

Я ничем не отличаюсь от любого другого писаки, который накатал книгу со странным содержанием — и уверяет, что за ней стоит какой-то «реальный опыт». Мало того, я сам посвятил несколько страниц объяснению того, почему в нашем мире этот опыт совершенно нереален и ничем не отличается от обычного сна.

Пусть сон. В научном смысле так оно, наверно, и обстоит — иначе не сойдутся все эти бухгалтерские пасьянсы, которые ни в одной реальности нельзя нарушать. Какая разница. Сны — единственная смутная память о нашей действительной жизни. Я запомнил свой сон хорошо и написал про него книгу. Кто-то может предположить, что это моя последняя служебная попытка повлиять на реальность и выправить ее перекос. Что тут скажешь? Об этом мечтает каждый писатель — но получается такое только у Киклопов. И то не всегда.

Профессиональных претензий я не принимаю. Известные события начались не на моей вахте, и я даже не могу сказать точно, была ли при этом нарушена связь времен. Может быть, как раз и нет. В этом мире другой Киклоп — и все вопросы прошу адресовать к нему. У него много забот (можете себе представить), проблемы с людьми и с Птицами — и мне хочется пожелать ему удачи.

Я рад, что мои старые знакомые живы, но скоро мне предстоит расстаться с ними опять. Я буду уезжать на поездах судьбы все дальше и дальше. Для этого мне не надо брать никаких билетов, не надо делать почти ничего — достаточно просто просыпаться по утрам. И рано или поздно я совершенно точно приеду в измерение, где никогда не было ни Голема Илелеема, ни суки Агенды, ни трех цукербринов, ни войн за мир, ни песен протеста, ни густо облепивших каждое человеческое слово шулеров.

Странно — я точно знаю, чего там не будет. А вот каким этот мир окажется, пока неясно и мне самому.

Вселенная состоит из историй, не из атомов. Мюриэль Рюкэйзер, американская поэтесса.

Канола — растительное масло, которым иногда разбавляют оливковое. — Примеч. авт.