Леонид Нетребо - Мидии не родят жемчуг

И сейчас, прогуливаясь с Ольгой по привокзальной площади, Сергей опять почувствовал себя у порога долгожданного счастья. Неизвестно, чем закончится это знакомство, а то, что оно должно как-то закончится, вытекало из логики предыдущего — минувшего дня, месяца, года, а может и жизни, в которой ему, как он полагал, далеко не всегда везло. Ведь не может эта хроническая полоса невезения продолжаться вечно. Кто ждет эту девушку в аэропорту назначения: друг, жених, муж? Сергей уже ревновал ее к тому неизвестному, если он действительно есть, которому, видимо, всегда везет больше, чем Сергею, и который вряд ли ценит те подарки, которые регулярно, полными пригоршнями дарит судьба, — он пресыщен, он воспринимает дары как законную дань… Почему одним все, а другим только кое-что и то изредка?

Да, Сергею везло редко. Чего уж там, правильнее сказать — не везло с самого детства. Вернее, со школы, где он начал осознавать себя мыслящим существом.

Школа… Наверное, все происходило сложнее, но сейчас, если не засорять воспоминания подробностями, можно было констатировать главное: у них был класс с раз и навсегда сложившимися, как будто заданными извне, традициями. Даже учителя удивлялись: проходил год за годом, а в отношениях между детьми практически ничего не менялось в качественном плане. Пацаны превращались в юношей, девчонки — в девушек, а иерархия отношений оставалась прежней. Как будто разбухала жесткая кристаллическая решетка неизвестного странного материала: увеличивались атомы, удлинялись линии связи, но прежними оставались пропорции и качества. Именно так вспоминалась Сергею классная жизнь: без ярких подробностей, где он — элемент решетки, не в силах и, впрочем, без желания что-либо менять. Только одно событие, как и положено, периодическое в поступательном мелькании лет, всплывало почему-то довольно ярко с обидными подробностями: двадцать третье февраля, «мужской» день.

В день этот, начиная с утра, на партах во время перемен появлялись открытки: девчонки поздравляли ребят. Причем, это были частные поздравления: от конкретной девчонки конкретному парню. За день накапливалось у кого пять, у кого десять, у кого — по количеству девчонок в классе. Последнее было редкостью — это был самый высокий показатель мужского успеха. В конце дня каждый «мужчина» подводил итоги, которые в результате становились достоянием всего класса. Результат Сергея всегда оказывался гораздо ниже среднего: пять, от силы семь «единиц».

Этот его отнюдь невысокий рейтинг поддерживали несколько «стабильных» одноклассниц из так называемого среднего звена: не отличницы, не красавицы. (В этом почему-то не было природной справедливости, присущей другим классам, а именно: отличницы в классе Сергея были — нетипично — и красавицами.) Далее, Восьмого Марта, все развивалось традиционно и зеркально — благодарные парни дарили открытки именно тем девчонкам, от которых ранее удостаивались поздравлений. Сергей однажды попытался выйти из рамок этой традиции, и поздравил всех одноклассниц. Во-первых, потому что считал именно такое поведение естественным. Во-вторых, — с тайной надеждой таким образом существенно повысить свою популярность в будущем году. Но из этого ничего не вышло, и на следующий «мужской день» он получил все ту же свою «пятерку», которая тянула на «удовлетворительно».

Правда, после школы, не блистая «теоретическими» результатами в аттестате зрелости, в результате прикладном Сергей превзошел всех своих бывших одноклассников — закончил институт, переехал в республиканский город, устроился на хорошую работу. Но он знал наверняка: для всех своих бывших одноклассников, в их памяти, он, «Серый», остался таким, каким и был: середнячком, рядовым атомом в жесткой кристаллической решетке, который затем выпал из общей связки и потому, по логике провинциальной когорты, бесславно затерялся в безвестности.

…Они прогуливались по привокзальной площади, наполовину заполненной легковыми автомобилями — встречи и проводы… Сейчас романтическая уверенность, порожденная ночным аэровокзалом, усиливалась соседством с Ольгой — совершенным белым существом, плывущим над задумчивым «цоком» белых босоножек, которыми уверенно, без напряжения, управляли высокие, крепкие ровные ноги. Сергей боялся опустить глаза — подобие страха высоты. Он что-то говорил и говорил, извлекая из памяти все энциклопедические знания об этом городе, подбадриваемый вежливыми поворотами хлопковой головы и случайными касаниями локтей.