– Бездарь поганая! – заорал я, встряхнув Гарика так, что голова его стукнулась о ковер. – Убери эту мерзость немедленно, жалкий олигофрен!
Внезапно лицо Гарика сделалось неподвижным, взгляд остановился и помутнел. Я разжал пальцы – и получил такой мощный толчок в грудь, что отлетел к двери.
Гарик поднялся, поправил отвороты и пояс халата, небрежным мановением руки отослал жуткую гурию за занавеску и, глядя мне в лицо, спросил:
– Умник, да? Гений, талант, член-корреспондент? Моржовый ты член, а не гений. Непонятно? Поясню. Половой орган заполярного зверя. Я тоже тут с Плехановским торчу, плюс дипакадемия, два диплома имею, и не члена передо мной вычленяться.
– Оставь мою жену в покое, – с угрозой сказал я, – иначе…
Гарик погрузился в свое графское ложе, подтянул кальян, сделают затяжку.
– Иначе что? – выпуская дым из ноздрей, спросил он.
Я молчал.
– То-то и оно, – назидательно сказал Гарик. – Оба мы с тобою кто? Усопленники. Умный покойник, глупый покойник – науке это безразлично. Теперь про Анюту. Нет у тебя на нее монополии, и тебе это прекрасно известно. Знаешь, сколько раз я с ней спал? Сорок два раза, и всё с твоего ведома. А зачем ты терпел? Да не скрежещи зубами, не дергайся, стой там, где стоишь. Отвечу: затем, что считал ее блядью, а меня свиньей. А между прочим, я не свинья, но от того, что само в руки плывет, никогда не отказывался. Предлагаю компромиссный вариант: пользоваться по очереди, как в старое доброе время. Ну, так что ты там все порывался мне сообщить? Слушаю тебя с предельным вниманием.
– Врешь ты все, Гарий Борисович, – взяв себя в руки, сказал я. – Даже близко ты ее не видал. Ну, а если и обломилось…
– Было, было, – закивал Гарик, – можешь не сомневаться, сорок два раза. Это я сеансы считаю, если надо поштучно – умножай для ровного счета на пять.
– А если и было, – с отвращением перебил его я, – то на пользу тебе это не пошло. Тебе нечего даже вспомнить.
– Что ж ты тогда испугался? – хитренько улыбаясь, спросил меня Гарик.
Я молча повернулся и толкнул плечом дверь.
– Потому что правды не любишь! – крикнул Гарик мне вслед.
Цапля, ссутулясь, сидела на иссохшем пальмовом листе. Выгнув шею, она хотела клюнуть меня в голову, я стукнул ее по крутой пустотелой спине, и она зашипела.
Ладно, думал я, ожесточенно шагая напрямик через болото, все уже позади, все простить, все забыть, ладно, ладно.
День клонился к вечеру, солнца по-прежнему не было видно, силы моего воображения не хватало, чтобы его убедительно зажечь, но местоположение его за облаками ясно было обозначено, оно стояло низко над горизонтом, и вода в озере посветлела и сделалась почти зеркальная среди темных кустов. Постепенно я успокоился, на душе у меня снова стало легко и прохладно, и я почти обрадовался, когда набрел на Ивана Даниловича. В солдатском ватнике защитного цвета (на плече вырван клок) и в белой пляжной кепочке с розовым козырьком старик трудился на вольном воздухе. Он ходил вдоль сучковатой стены своего жилища, часто нагибаясь и пошаривая по земле лиловой трясущейся рукой.
– Бог в помощь, – сказал я, подойдя.
Старик медленно выпрямился, потер рукой поясницу.
– Осторожнее надо с такими словами, – укоризненно сказал он. – Благодать, что ли, осенила? У вас, у теперешних, это как по команде.
– Нет, случайно обмолвился, – ответил я. – Для меня данный вопрос давно уже закрыт.
– Понимаю, – сказал старик. – Вы Его звали, а Он не пришел. И вы на Него осерчали, как будто Он вам камердинер.
Вдаваться в богословские диспуты я не хотел и предпочел сменить тему.
– Что это вы делаете? – полюбопытствовал я. – Кочки пропалываете?
– Какие кочки, уважаемый? – возразил старик. – Раскройте глаза: все давно уже осушено, раскорчевано и перекопано. У меня тут, между прочим, уникальные только цветочки: красные хризантемы, синие георгины, а вот здесь, не потопчите, розовые садовые ландыши. Вывожу теперь черные флоксы, селекционирую, пока еще по памяти, но скоро перейду на натуру. Вот так, любезный зять. Здесь итог целой жизни. Вы не можете себе представить такой красоты.
Старик говорил так убедительно, что я готов был ему поверить, но не видел вокруг ничего, кроме дикого мшаника и кустов обобранной черники. Видимо, фантазия у Ивана Даниловича была слабовата: даже Гарик сумел мне свои пальмы внушить.
– Отчего же, отлично себе представляю, – великодушно ответил я. – Райский сад.
Иван Данилович посмотрел на меня саркастически.
Читать дальше