Мицос Александропулос - Чудеса происходят вовремя

— Так что же? — спросил он с надеждой.

— А вот что: все это выдумки!

— Выдумки?

— От начала до конца! — категорически заявил Дондопулос. — То есть все почти так, как они говорят: и колье существует, и стоит оно тридцать тысяч, и покойный действительно собирался его купить. Все это верно, и мэр почти уже купил колье, но в последний момент отложил сделку до следующего дня. — Георгис замолчал, перевел дыхание и с ликованием провозгласил: — Вот тут-то и кроется одна деталь, которая ниспровергает их планы!

— Какая деталь? — не утерпел Филипп.

— Ах, такая деталь, такая деталь — не деталь, а бомба! — улыбался Георгис. — Он попросил Герасиматоса выгравировать с обратной стороны букву, начальную букву ее имени. Так вот, на этом конкретном факте они и сломают себе хребет. Потому что речь идет вовсе не о том лице, которое они хотели припутать. Буква-то не та!

Филипп смотрел на Георгиса, боясь ему поверить. Если бы Дондопулос сказал, что покойный мэр встал из могилы и направился к себе домой, это было бы вероятнее, чем то, что на колье выгравирована не «альфа» — начальная буква имени Анеты.

— Какая же там буква? Ты видел ее?

— Видел своими собственными глазами! Буква совсем другая. — И Георгис торжествующе прогремел: — Заглавная «зита»!

Теплая волна радости захлестнула Филиппа и ручейками разбежалась по всему телу, а лицо его засияло. Он с трудом удержался от того, чтобы не обнять Георгиса, не расцеловать его, не сказать ему самые добрые слова. Но Филипп совладал с собой. Столь горячие излияния могли бы выразить его чувства, но разрушили бы д р у г о е. Это ощущение он берег сейчас в себе, и оно стояло над всеми прочими поверхностными эмоциями.

— Благодарю тебя, Георгис, — сказал он сдержанно. — Спасибо за новости, за дружеское участие. Но ты и сам, конечно, понимаешь, что иначе и б ы т ь н е м о г л о.

— Разумеется, — великодушно согласился Георгис, хотя прекрасно понимал, что могло быть иначе и никто не усомнился бы в этом, если б не поистине неопровержимая деталь — начальная буква имени. — Конечно! И теперь у нас есть возможность уличить их в клевете, в злом умысле. На этот счет у меня имеется недурственный план...

План Георгиса был прост, но в достаточной мере результативен. Филипп сразу оценил это. Они будут молчать и бездействовать. Пусть те, другие, возьмут в свои руки инициативу, выложат все, что имеют, поднимут шум, а если захотят — дай бог, чтоб осмелились! — пусть себе и в газетах напишут... Филипп и Георгис не воспротивятся волне клеветы, она их не устрашит. Чем выше будут подниматься их противники, тем ниже, естественно, будут опускаться Филипп и Георгис, но, «чем ниже падаешь, — говорил Георгис, — тем выше потом поднимешься и тем глубже выроешь яму для своих врагов!». С этими словами Филипп согласился полностью. «Вспомни Паламаса [2] Костис Паламас (1859—1943) — выдающийся греческий поэт. , — продолжал Георгис. — «Склонись, коль хочешь вознестись!» И с оптимизмом, который всегда был у него в боевой готовности, Георгис принялся рисовать светлые перспективы.

Филипп был доволен. И в первую очередь — своей тактикой. Что и говорить, разговор он провел блестяще, особенно под конец, когда Георгис приступил к подсчету голосов в совете. Вероятнее всего, совет разобьется на четыре группировки: Аргиропулос, Трифонопулос, Филипп и левые — сторонники «Улья». Перечисляя тех, кто поневоле проголосует за Трифонопулоса, седьмым Георгис назвал мелкого землевладельца Арабадзопулоса (он заложил Трифонопулосу и дом, и земельный участок), потом печально покачал головой и добавил: «Восьмым будет Георгис Дондопулос!»

Услышав последнюю фразу, Филипп тотчас разгадал тайный расчет Георгиса, а это означало, что мозг Филиппа работает четко.

— Ты, конечно, шутишь, — улыбнулся он.

— Нет, Филипп, не шучу...

— Георгис, — мягко заговорил Филипп, заглядывая собеседнику в глаза. — Скажи мне, в чем дело?

— Дорогой Филипп, — грустно усмехнулся Георгис и поднял над головой раскрытые пустые ладони, чтобы их пустота договорила за него.

Филипп встал. Он посмотрел на Георгиса сверху вниз и участливо похлопал его по плечу.

— Много?

— Для других, может, и немного, а для меня много... И даже очень...

— Ну ладно, — перебил его Филипп. — Не говори больше ни слова. Завтра же пойдешь к нему и рассчитаешься.

Георгис смотрел на Филиппа снизу вверх, и в его взгляде светилась беспредельная преданность. «Не беда, если он обманет меня сегодня же, — подумал Филипп. — Даже если обманет, я все равно прав. Именно за э т о я сегодня п л а ч у».