Анатолий Калинин: Братья

– Ну и вот, – добавлял он, поднимая худое плечо и склоняя к плечу голову. Надо было понимать, что он тоже терпит за правду. – Это тебе не колхоз, Иван, а город. Понимаешь, го-род! И люди совсем другие. Да никакого сравнения. Ну и вот, – опять склонял он на плечо голову.

С молодых лет брат не мог говорить без ужимок и подмигиваний. Поэтому всегда казалось, что он шутит, даже когда он говорил о серьезном.

Встречались они редко: только когда Ивану Степановичу надо было приехать в город поругаться с пчеловодной конторой. Всю жизнь он презирал людей, которые болтаются по течению от берега к берегу, как лодка без весел. Никто им не виноват, когда вокруг столько несделанного, столько всякой работы – выбирай, какая мила сердцу, если у тебя не равнодушные руки. Но объяснение, которое подходило к другим людям, оказалось, нелегко было применить к брату. Это был брат. Может быть, и в самом деле где-то на кривых тропинках ему чаще приходилось сталкиваться с неважными людьми, а настоящих, которые идут по широкой, прямой дороге, он не встретил? Разве мало еще прощелыг и себялюбцев?

Не сложилась у брата и семейная жизнь: недавно он женился в третий раз. С первой женой он прожил двадцать лет, выучили сына, а на другой день после того, как проводили сына в армию, она ушла от брата. Иван Степанович хотел примирить их, но она сказала: «Никто, Иван Степанович, на меня не укажет, что я была плохая ему жена, а теперь я хочу отдохнуть от его прибауток». Больше она ничего не добавила.

Из эвакуации брат привез молодую жену. Жили они как-то странно, как живут транзитные пассажиры на вокзале: каждый хранил свои вещи и харчи под замком, в чемодане. Так и расходились – купили билеты в разные концы и разъехались полюбовно. В том же году брат женился на сорокалетней женщине с тихими и ласковыми, как вода под береговыми вербами, глазами.

Как-то Иван Степанович приехал в город, из пчеловодной конторы зашел к ним на квартиру. Брат уволился из бильярдной и второй месяц сидел дома. Кормились от коз Белки и Галки. Старуха, мать жены, настригла с коз шерсти, а Елена, жена брата, вязала носки и детские рукавички и сбывала их на толкучем рынке. Брат жил на иждивении у этих двух женщин.

– Личные счеты… Ну и вот, – встретил он Ивана Степановича. – Ты там, Иван, среди пчел и цветов, райская жизнь, а это го-род. В городе – не в колхозе.

Он все так же подмигивал, быстро шагая на полусогнутых ногах по комнате, круто поворачивался на. месте и шел обратно, бодрился. Но Иван Степанович всмотрелся в его осунувшееся лицо, обежал глазами пустые углы комнаты с единственным оставшимся из всей мебели комодом и впервые остро, почувствовал, что брат катится вниз, гибнет.

– Поедем, Степан, в колхоз, – сказал Иван Степанович 6paту.

– Куда мне! – испугался брат. – Какой из меня землепашец?

– Зачем тебе землю пахать? Поставим тебя к пчелам.

– Я не сумею, Иван. К этому интерес надо иметь. А у меня интерес – с медом чаю напиться.

– Получишься. Вспомнишь, как отец ульи имел. И я тебе помогу, – уговаривал Иван Степанович.

Неожиданно он нашел поддержку у невестки Елены.

– Поедем, Степа. Построимся. Свое хозяйство заведем. – И при слове «хозяйство» она даже просияла. Должно быть, и ей уже успела надоесть их неопределенная семейная жизнь, кочевье с места на место.

– Вот она, женская приверженность к собственности! – махнул рукой брат, сдаваясь.

Иван Степанович решил зайти по дороге к брату, несмотря на то что последнее время каждая их встреча неизменно заканчивалась ссорой. Третий год брат работал в хуторе Вербном на колхозной пасеке. За это время он и жена построили дом, купили корову, завели свиней и кур. Белка и Галка наплодили им целое стадо коз, из-за которых у Елены были постоянные неприятности с соседями. Козы забредали во дворы, объедали– виноградные лозы и капусту на грядках. Брат обживался на новом месте и уже говорил при встречах Ивану Степановичу, что с такими людьми, как в колхозе, никогда не будет порядка: один в горячее время тяпает у себя на огороде, другая поехала на базар, а председатель запойно пьет горькую.

– Совсем другое дело в городе, – говорил брат,– там народ сознательный, организованный.

Он уже забыл, как его жена торговала в городе на базаре детскими рукавичками. Колхоз действительно был не из крепких, и те болезни, о которых говорил брат, у колхоза были. Но почему-то Ивану Степановичу было неприятно слышать об этом из уст брата. Пора бы ему уже перестать чувствовать себя в колхозе гостем. Иван Степанович никогда не решился бы упрекнуть других в том, что у них нехорошо, если бы знал, что у самого плохо.