Канта Ибрагимов - Седой Кавказ

От выкуренных сигарет и до того дурацкое настроение совсем испортилось, вслед за головной болью заныло все нутро, овеяло слабостью, безразличием. Не раздеваясь, он повалился на кровать Дмитрия, впал в забытье, и терзания прошедшего дня отразились в протравленном мозгу сумасшедшим видением…

По узкой, грязной, крутой лестнице тяжело, очень тяжело, как во сне, поднимается Арзо; металлическая, не плотно прикрытая дверь, за ней толстый бархат занавеса; дрожащей рукой он раздвинул ширму – царские хоромы, на троне Цыбулько, красивый, ухоженный, в галстуке; за его спиной два здоровенных охранника – два брата Тыквы – тот, что с веером, бывший прапорщик, ныне в генеральской форме, тот что с бутылкой, председатель колхоза, теперь в строгом английском костюме. Перед троном на толстых коврах всякий люд, в разных позах. Клара на подушках лежит, сигаретой дымит, в компьютер играет. Пасько в коленопреклонной позе, как готовый к старту пес, восседает, рядом Захар Костлявый из комендатуры Столбищ развалился, ножичком играет, самосад курит. А у самого трона, поджав под себя ноги, будто в молитве, сидит Баскин, доклад по бумаге читает. Еще несколько человек в зале, но их лиц Арзо не видит, а кого видит – не знает.

Б а с к и н: «Многоуважаемый Прохор Аверьянович! Дама и господа! Я прошу дать мне еще немного время для выступления».

Ц ы б у л ь к о: «Хорошо, так сказать… Тогда и мне чуть подлейте (он, морщась, пьет, фыркает, руками вытирает мясистый нос, рот, и почему-то Самбиеву кажется, что количество пальцев на его руках неодинаковое)».

Б а с к и н: «Товарищи!»

К л а р а: «Я извиняюсь! Применяйте, пожалуйста, демократическую терминологию».

Б а с к и н: «Извиняюсь! Дама и господа! Наконец-то в мире возобладал порядок. От берлинской стены до Фороса – полный консенсус. Как в мире один Бог, так и на земле ныне одна империя – Америка! И это прекрасно – мы победили! За наше усердие нам Федерацию на двадцать лет отдают».

З а х а р К о с т л я в ы й: «А почему только на двадцать? Это наш родной куян».

Ц ы б у л ь к о: «Не перебивай… А действительно, почему на двадцать?

Б а с к и н: «За это время наши ядерные боеголовки выйдут из строя, не взлетят, и народу на такой территории поменьше будет, да и те, одни старики и, как Захар Костлявый, – придурки».

З а х а р К о с т л я в ы й: «Сам ты придурок – жид пархатый».

К л а р а: «Я протестую! Это расизм, это дикость! Разве это демократия? Ущемление прав человека, антисемитизм! Где пресса? Я сделаю депутатский запрос в суд!»

Ц ы б у л ь к о: «Кларочка, успокойся! Захар, извинись».

З а х а р К о с т л я в ы й: «Извиняйте, пожалуйста (не меняя позы)».

К л а р а: «Разве так перед господами извиняются?»

Ц ы б у л ь к о: «Пасько, помоги Захару извиниться».

З а х а р К о с т л я в ы й: «Ой, ой, ой, простите, простите, я больше не буду».

Ц ы б у л ь к о: «Борис Маркович, вы сказали двадцать лет, а я, так сказать, проживу ли столько?»

Б а с к и н: «Ну, конечно, конечно, Прохор Аверьянович, лучшие врачи из Америки приедут, все что угодно заменят, ведь вы сейчас и думаете лучше, и сердечко вам богатырское посадим».

Ц ы б у л ь к о: «Искусственное не хочу».

Б а с к и н: «Нет, нет, только отборное, сильное, испытанное в борьбе, закаленное».

Ц ы б у л ь к о: «Это чье?»

Б а с к и н: «Есть такой народ – чеченцы, сколько их «дустом» ни пробуем, все равно живут, выживают».

Ц ы б у л ь к о: «А про запас есть?»

Б а с к и н: «Хоть миллион».

Ц ы б у л ь к о: «Ну тогда продолжай доклад, только покороче… а ты, так что-о-о, налей побольше».

Б а с к и н: «Дама и господа! Мы успешно претворяем в жизнь всемирную глобализацию. Весь мир скоро будет думать, жить и даже петь на нашем языке, ибо финансовый мир только на нем существует, компьютеры тоже только им владеют. Однако глобализация необходима в экономике, но не в политике. Посмотрите что делает цивилизованная Европа и возрастающая Азия, объединяются, и объединяются против нас. Наш девиз: «разделяй и властвуй». Поэтому в следующем столетии на земле будет не около двухсот стран, а около тысячи аморфных, сумасбродных, карликовых государств. Правда, в России, из-за наличия ядерных боеголовок этот процесс должен начаться только лет через двадцать, а до этого мы будем готовить плацдарм, используя опыт нашей истории – семибоярщину».

Ц ы б у л ь к о: «Какую боярщину? Я один – царь! И пока я жив, границу трогать не позволю! Я не меченый, и может по-русски пропью, но не продам».

Б а с к и н: «Вот, вот! Поэтому мы вас любим, ценим, избираем и будем избирать. А границ лет двадцать трогать не дадим и непокорных обуздаем».