Огюстен Берроуз - Бегом с ножницами

Он взял руками мою задницу и сунул член прямо в проход.

Ничего хорошего в этом не было, и мне вовсе не понравилось.

— Больно. — Слово прозвучало почти жалобно, и мне самому стало стыдно за свою слабость. Я даже не представлял, что могу издавать такие беспомощные звуки.

— Нормально, — снова успокоил Нейл. Потом застонал и даже закрыл глаза: — Черт подери, ну ты же и крепок!

Чем дальше он проникал тем менше я чувствовал. Было уже не так больно, но и хорошо не становилось.

— О-о-о! — закричал он.

— Тесс, — зашипел я. — Заткнись! Хочешь весь дом разбудить, идиот?

Мне хотелось включить радио, чтобы приглушить все эти отвратительные звуки— возню, его стоны, хлюпанье, которое издавала моя собственная задница. Однако радио стояло далеко — не дотянуться.

Поэтому я закрыл глаза и просто представил, что встаю и подхожу к приемнику. Воображение у меня работало отлично. Я мог четко представить, как именно поднимусь с кровати и встану босыми ногами на коврик из агавы, который принес сюда из дома, от матери. Даже почувствовал, каким шершавым он покажется босым ногам. В руке ясно ощутил ручку приемника.

А потом все закончилось. Нейл вылез из меня, и ощущение странной пустоты показалось странным и удивительным. Зато нахлынула печаль. С одной стороны, я уже успел привыкнуть к присутствию Нейла в собственном теле, хотя оно и заставляло чувствовать себя переполненным, словно мне срочно нужно в туалет. С другой стороны, это вовсе не приносило удовольствия, потому что мне больше не нравился он сам и не нравилось лежать вот так, на спине. Все это казалось таким странным.

Нейл поднялся с кровати, подошел к двери и, отперев ее, направился по коридору в ванную комнату. Вернулся через пару минут с одним из маленьких светло-желтых полотенец Агнес.

— Это брать нельзя.

— Почему?

— Просто нельзя. Возьми что-нибудь другое. Бумажные полотенца или что-нибудь еще.

То, что происходило у меня между ног, казалось отвратительным. Продолжая лежать на спине, я очень ясно чувствовал, какой я там гладкий и скользкий, как вытекает из заднего прохода сперма, попадая прямо на простыню, которую уже и без того давно пора стирать.

В конце концов, Нейл не придумал ничего лучше, как вытереть и себя, и меня моей же футболкой. Она была красной, и к тому же я из нее давно вырос. Поэтому мне было все равно. Я даже не буду ее стирать — просто выброшу. Засуну в самую глубину мусорного бака в кухне.

— Хочешь, я у тебя отсосу?

Мой член моментально ожил. То, как делал это Нейл, и привязывало меня к нему. Я любил наблюдать за ним в эти минуты. Впечатление складывалось такое, словно он захватывает член губами и одновременно надувает щеки. Можно подумать, что это больно, но он умел делать все так, что ощущение создавалось просто невероятное. Мне было настолько приятно, что я доходил до кондиции куда быстрее, чем тогда, когда обходился своими силами. Фактически, имея в своем распоряжении Нейла, мне не нужно было и мастурбировать.

— Да, — тут же ответил я.

Взяв в рот, он обычно начинал, как будто качая головой. Поэтому член не заходил глубоко в гортань, и самая чувствительная его часть, тыльная сторона ближе к верхушке, как раз и оказывалась наиболее активной.

Я взорвался, пустив пять сильных струй.

Интересно, куда бы я попал, если делал бы все собственными руками? Обычно я стрелял себе в грудь. Иногда в шею. А иногда, когда оказывался в особенно хорошей форме, попадал далеко за голову, в самую стену. Сейчас, наверное, случилось бы именно так.

Я почувствовал, как буквально оплываю на кровать. Можно понять, почему по телевизору люди говорят «Я от него таю». Все было именно так: я словно растаял.

В таком состоянии я оставался секунд тридцать, а потом открыл глаза. Нейл все еще был здесь, рядом; стоял надо мной и улыбался. Облизал губы, словно только что съел вкусное мороженое, и похвалил:

— Это было восхитительно.

Он казался мне просто омерзительным, чудовищно гадким. Хотелось, чтобы он как можно быстрее оставил меня в покое.

— Уходи, собака, — произнес я.

Нейл моментально помрачнел. Когда он обижался, его веки сразу тяжело нависали над глазами, как у бассета. Это выражение было мне уже хорошо знакомо, потому что я здорово научился его обижать. Если не считать подготовки к поступлению в школу парикмахеров, то обижать и оскорблять Нейла Букмена стало моим любимым занятием. Я никогда не спрашивал себя, почему такое случилось. И никогда не считал, что это плохо и неправильно. Нет — я наслаждался ощущением власти. Этот человек дарил мне сознание собственного могущества.