Огюстен Берроуз - Бегом с ножницами

— Хорошо — согласился я. — Постараюсь быть поаккуратнее. Хотя он и правда сейчас в полном порядке. У нас все хорошо.

— Рад слышать, — ответил доктор Финч. Потом повернулся вместе с креслом и взял с полки какую-то бутылку.

— Хочешь попробовать? — спросил он.

— А что это? — поинтересовался я, разглядывая белую бутылку.

— Подожди, дай посмотреть. — Он нацепил на нос бифокальные очки и начал внимательно изучать наклейку.

— Недавно прислали по почте, поэтому я не уверен... ах да. Понятно. Всего лишь мягкое успокаивающее средство. Для того, чтобы не волноваться понапрасну.

Я пожал плечами:

— Ну конечно, я могу это принять.

Он передал мне бутылку, и я засунул ее в карман, где лежали сигареты.

А сейчас мама посмотрела на меня и улыбнулась. Некоторое время она молчала, просто улыбаясь, как будто гордится мной или что-то в таком роде.

— Ты очень независимый молодой человек, — наконец произнесла она. — И я горжусь тем, что ты мой сын.

— Спасибо, — поблагодарил я, рассматривая дырку на джинсах, на коленке.

— Хочешь послушать стихотворение, над которым я работаю? Это всего лишь первый вариант — совсем черновой, — но речь идет о моем путешествии в собственный внутренний мир и о том, как мне удалось установить связь с собственным творческим подсознанием.

Мне кажется, тебе это может оказаться полезным, раз ты начинаешь путь свободного и очень умного молодого человека.

Сам я открылся лишь доктору Финчу и матери, однако, как мне кажется, другие тоже кое-что подозревали. Недавно, например, Агнес вошла в телевизионную комнату.

Моя голова лежала на коленях Нейла.

— Что здесь происходит? — закричала она, и Нейл попросил ее не лезть не в свои дела.

— Ничего такого особенного, — добавил он. Он так разозлился, что даже затрясся. А когда она вышла, мы оба встали, и он прижался ко мне. Прижался настолько сильно, что я даже намочил штаны.

Я пробыл в больнице две недели. Когда меня выписали, доктор Финч отправился в управление по образованию Амхерста и объяснил, что я совершил попытку самоубийства и теперь мне придется полгода находиться вне школы, под его пристальным наблюдением.

Кажется, все получилось, потому что они перестали звонить.

Через три дня после моего возвращения мать вошла в кухню, где я курил и жарил в чугунной сковородке ветчину.

-— Ты проводишь в доме Финчей много времени, — начала она.

— М-мм, х-мм, — ответил я, не имея желания объяснять, что торчу у Финчей из-за нее.

— Мне кажется, это хорошо, что ты проводишь так много времени в большой компании.

Думаю, что это было правдой. Мне нравилось, что в любое время суток можно было найти кого-то, кто не спит. Всегда кто-то болтался без дела и был готов развлечься.

— А я в настоящее время так истощена эмоционально. Безжалостно сражаюсь в поисках своего истинного Я — окончательно, раз и навсегда.

—Да. - отреагировал я, вилкой переворачивая на сковороде полоски ветчины.

— Ну и, разумеется, наши с Ферн отношения поглощают массу энергии и вызывают огромный стресс.

—Ты мне не передашь несколько бумажных полотенец?

— Мне очень трудно быть такой матерью, которая тебе необходима, — прижалась она, протягивая пачку полотенец.

— М-мм, х-мм.

— Поэтому мы серьезно обсудили все с доктором и пришли к выводу, что это — лучший выход. — Она помахала перед моим носом какой-то бумагой.

— Что такое?

—Хорошая новость. Доктор согласился стать твоим законным опекуном.

Я застыл от неожиданности. Потом с недоверием взглянул на нее.

— Чего?

— Сейчас это действительно лучший вариант. И он сам, и вся его семья могут оказать тебе то внимание, в котором ты так нуждаешься. — Она накрыла ладонью мою руку. — Опостен, доктор очень тебя любит. Он считает, что ты обладаешь огромной страстью и волей к жизни. Когда мы с ним говорили, он сказал мне: «У Огюстена очень мощное ощущение собственной личности. Он сможет сделать в этой жизни все, что захочет».

— То есть ты посылаешь меня куда подальше, — заметил я.

— Нет, — нежно возразила она. — Я просто делаю то, что считаю наилучшим и для тебя, и для нас обоих. Я тебя очень, очень люблю. И навсегда останусь твоей матерью.

А ты всегда будешь моим сыном.

Пара подписей — и доктор Финч уже не был просто психотерапевтом, лечившим мою мать. Он стал моим отцом.

Потолок в кухне был слишком низким. Он давил на нас. Он стал источником нашего жизненного несчастья.