Джин Литтл - Слышишь пение?

Они все вместе немного потренировались, начали с одной ноги, потом десять шагов в ногу, потом, по команде Сюзи, сменили ноги, и опять десять шагов.

Тут Анна, почти все запоминавшая с первого раза, запела:

Приходилось то и дело огибать огромные лужи — из-за мартовской оттепели тротуары уже очистились от снега, но воды еще было предостаточно. До чего же весело так шагать!

Полчасика они простояли, проболтали на углу, и, наконец, Анна пошла домой, все еще маршируя то с левой, то с правой, изображая молодого солдата-запевалу, которого другой солдат только что научил, как перестраиваться, если сбился с ноги. Спустя минуту она уже распевала:

Песенка застряла у девочки в горле, ноги перестали повиноваться. Это же вам не игра-забава. Они же и впрямь солдаты. А поют так весело! Уходят из дома… далеко-далеко, неизвестно куда… может, их там убьют.

— Пожалуйста, не дай Руди записаться, — внезапно прошептала девочка в надежде, что Бог ее услышит. — Пожалуйста, не надо!

Анна вошла в дом, там все было по-прежнему.

Она сняла галоши, повесила, сунув варежки в карман, пальто и отправилась на кухню — помочь с ужином. Порезала мясо, очистила крутые яйца, по просьбе Фриды сбегала в погреб, принесла банку маринованных слив, накрыла на стол — ее всегдашняя работа с самого раннего детства. Девочке казалось, если все будет идти как обычно, удастся чудесным образом уберечь семью от страшной опасности. "Чепуха невероятная, не такая уж я важная особа". Но это странное чувство не оставляло, и она даже принялась деланно напевать, раскладывая ножи и вилки.

Перед самым ужином Фрида пришла из кухни проверить, все ли в порядке на столе. Фриц в последнее время пристрастился к вестернам и сам, по доброй воле, устроился в кресле с книжкой — читал Зейна Грея. [29] Note29 Зейн Грей (1872–1939), американский писатель, один из основателей жанра вестернов.

Руди вошел в столовую и присел отдохнуть в ожидании ужина. Вскоре к ним спустилась Гретхен.

— Готовишь маме подарок на день рожденья? — с любопытством спросила она старшего брата.

— Не знаю, — улыбка Руди погасла, и он вдруг ужасно погрустнел. — Ничего не могу придумать, а хочется на этот раз чего-то особенного.

Гретхен удивилась:

— В прошлом году, когда ей исполнилось сорок, особенное было важней.

— И то верно, — согласился Руди, но лицо его по-прежнему оставалось серьезным и даже тревожным.

— Гретхен, пойди сюда на минутку, — позвала из кухни Фрида, — помоги мне, пожалуйста.

Старшая сестра вышла из комнаты.

— Анна, давай ты за меня придумаешь, — попросил Руди. — Мне тоже нужна помощь. Ничего не приходит в голову.

Она взглянула на брата — нет, не смеется, говорит серьезно.

— Мне нужен какой-то особенно приятный и веселый подарок. От которого долго-долго хорошо на душе.

Анну снова охватило предчувствие беды, но она не высказала вслух своих мыслей.

"Вдруг я ошибаюсь. Если есть хоть малейшая возможность ошибки, лучше промолчать".

— Хорошо, договорились, обещаю подумать. Поищем что-то такое, ну, в самую точку.

Мамин день рождения нескоро, 29 апреля. У нее еще куча времени.

Вечером они с Руди, по обыкновению, корпели над алгеброй. Потом вместе читали учебник истории. Занятия с младшей сестренкой оказались, как предвидел папа, ужасно важным делом — но совсем по другой причине. Руди неожиданно понял, что ему страшно нравится преподавать, и решил после окончания университета стать учителем в старших классах.

— Скоро мне нечему будет тебя учить, — весело заявил он, пока сестра искала нужную страницу.

Анна испуганно подняла голову, словно он уже объявил, что уходит на войну.

— Мне помощь никогда не лишняя.

— Я тут, тут, не беспокойся. Не нравится мне этот Кромвель, а тебе?

— Мне тоже. Злобный такой. Но и король тоже хорош — совершеннейший идиот. Трудно сказать, кто хуже.

— Всегда нелегко, — согласился брат.

Десять дней спустя родилась Елизавета Анна Шумахер. Такое родители придумали для дочки имя — просто поменяли местами имена Анны.

— У Франца в жизни не хватило бы духу сделать предложение без помощи вашего семейства, а особенно твоей, — объясняла Эллен Шумахер Анне и ее родным, когда они пришли посмотреть на малышку. — И тогда никакой Елизаветы не было бы и в помине.